Кортни Шейнмел - Список для выживания

Это была чистая формальность. Состав преступления не обнаружен. Полицейский что-то записал в блокнот, закрыл его и убрал в карман. Дал нам свою визитку, если у нас появятся вопросы. Как будто он мог ответить хоть на один наш вопрос.

Пришла пора прощаться. Медсестра проводила нас до палаты Талли, но вошли мы туда без нее. Было очень тихо. Ни один аппарат, измеряющий показатели жизненно важных функций, не работал. У Талли больше не было жизненно важных функций. Она была накрыта простыней до самого подбородка.

– Как будто просто спит, – сказал папа.

Только это было неправдой. Талли никогда не спала на спине. Она спала на животе, а рукой всегда обнимала подушку. Правда, когда я была маленькой, я забиралась к ней под одеяло. И тогда она обнимала рукой меня. Она была моей старшей сестрой, но в тот момент я вдруг поняла, какая она маленькая, увидела ее параметры – чуть меньше полутора метров, чуть меньше сорока пяти килограммов. Параметры ее тела. Но внутри этого маленького тела еще недавно роилось бесконечное количество мыслей.

Через несколько дней ее тело закопают в землю. Но все эти мысли, бесконечные мысли, куда они делись? Как может быть, что они были и вдруг их не стало? Я зарыдала. Папа тоже заплакал. Он рухнул на стул в углу, но я подошла поближе, держась за край кровати, чтобы не упасть. Трясущейся рукой я подняла простыню и нашла руку Талли. Не знаю, кто был с ней в момент смерти, но руки ей согнули в локтях, а кисти положили на бедра. Я погладила пальцами ее пальцы, такие холодные, подняла ее руку и ахнула.

– Что? – спросил папа.

– Ничего, – ответила я и вернула простыню на место.

Но я соврала. Там была татуировка. На правом бедре у Талли сияла синяя бабочка размером с шарик для пинг-понга. Еще одна деталь, которую я пропустила, когда она вернулась домой. Много лет назад Талли объяснила мне эффект бабочки: даже самое маленькое событие может привести к серьезным последствиям – например, бабочка взмахнет крылом и запустит целую лавину эффектов, которые приведут к урагану на другом конце света. Или кто-нибудь не ответит на звонок сестры, и в итоге она лежит без признаков жизни на больничной койке.

Я знала, что Талли была очарована эффектом бабочки, но никак не ожидала увидеть у нее татуировку. Однажды ее парень Дин предложил ей набить татуировки с инициалами друг друга, но она заявила, что категорически против татуировок, потому что во время холокоста нацисты набивали на руки еврейским заключенным номера – так они лишали их индивидуальности; среди узников была и бабушка Нелли, в честь которой ее назвали. «Представляешь себя на их месте? – спросила Талли. – У Нелли была целая жизнь, друзья и любимые занятия. А потом немцы вторглись в Польшу, и все это перестало иметь значение. Важно было только то, что она еврейка. Остальное отпало, и главной целью ее жизни стало поскорее выбраться оттуда. Такие трагедии, даже зверства, обезличивают человека. Так что я сказала Дину, что не хочу татуировку».

Когда они с Дином расстались, я решила, что сестра правильно пошла на принцип, потому что с чего бы ей носить на своем теле инициалы бывшего парня всю оставшуюся жизнь? Всю оставшуюся жизнь. Не думала, что она продлится так недолго. Я вдруг почувствовала, как в углу палаты папа собирается с силами, чтобы сказать мне, что пора уходить. Но я была не готова. Я никогда не буду готова. Пока мы в палате, нас все еще трое. Но как только мы выйдем, нас останется двое.

– Слоун, – сказал папа. – Им скоро понадобится палата.

– Ну и что? – откликнулась я.

– Лучше мы уйдем сами, чем нас выгонят, – сказал папа. – Согласна?

Я понимала, о чем он: уйти сейчас, по собственной воле, будет лучше, чем если медсестра или какой-нибудь другой сотрудник придут и скажут, что нам пора. Я кивнула. Папа встал и подошел к кровати. Он наклонился и поцеловал мою сестру в лоб. Его слезы капали ей на щеку, и я разрыдалась еще сильнее. Я в последний раз сжала руку Талли под простыней.

«Прощайте, руки Талли, – подумала я, и голос у меня в голове мягко взлетел и поник, как когда Талли пела мне „Спокойной ночи, луна“ перед сном, а я была намного младше. – Прощайте, волосы Талли и тайная бабочка на бедре».

Прощай, Талли.

Джуно уже уехала, и я отправилась домой с папой, на коленях у меня лежали личные вещи сестры. Дома папа не спросил о них, и я ему их не отдала. Вместо этого я пошла в свою комнату и вывалила их на кровать. Талли была в настоящей одежде, не в пижаме. Джинсы были разрезаны по всей длине, потому что в реанимации Талли из них вырезали. Поношенная серая футболка была разрезана посередине. Трусы, лифчик, носки, кольца, по одному почти на каждый палец. Потом я часто носила ее вещи, но не эти. Не те, в которых она умерла.

Я все-таки не могла выбросить разрезанную одежду в мусорный контейнер, поверх банановых шкурок, перегоревших лампочек и старых квитанций с закрашенным номером счета, потому что папа боялся кражи персональных данных. Так что я сложила одежду Талли, как постиранные вещи. Разгладила складки на футболке и проверила карманы джинсов. Тут-то я и нашла листок из блокнота, сложенный столько раз, что он был размером с упаковку зубной нити.

Меня охватило очень странное чувство, как будто все это неправда и я просто играю роль в фильме. Снимают сцену, когда главная героиня возвращается из больницы домой, где ее сестра покончила с собой, наглотавшись таблеток. Что, если это ее предсмертная записка. Я развернула листок и посмотрела на то, что Талли на нем написала.

ЭТО БЫЛА НЕ ПРЕДСМЕРТНАЯ записка. Это был список. Боже мой! Конечно. Конечно, это был список. Или игра, или загадка. Как ни назови, но это было так похоже на Талли. Она ничего не писала прямо в лоб. Даже если нужно было просто сходить в магазин, она не давала мне обычный список покупок. Она давала подсказки: «Я второй по популярности овощ в США» (салат), «Чем я старше, тем горше на вкус» (сыр чеддер). Так что это был очередной список подсказок.

Сверху была надпись мультяшными буквами, и я просто не могла поверить своим глазам. Мультяшные буквы. Мультяшными буквами Талли писала мое имя на записочках, которые оставляла у меня в спальне: например, «люблю тебя» или «мечтай о большом». На этот раз Талли не написала мое имя – она написала «СВТ». Под буквами ее знакомым округлым почерком было написано вот что:

Урсус арктос калифорникус

Улица Кресан

Улисс

Люси и Этель

Бриолин у Г.

Полночь в Бель-Эйр

Фото НХЛ

Яйца «санни» из закусочной на королевской дороге

Солнечная команда

Закат большого джентльмена

Губы Дина

Папа и Слоун

Еще пирога

Предпоследнюю запись я, конечно, знала: «Папа и Слоун». И перед этим «губы Дина»: Дин, школьный парень, чьи инициалы Талли отказалась набивать. Они с Дином расстались перед самым его отъездом в университет в штате Индиана. Талли решила, что он должен ехать свободным. После этого она почти никогда его не вспоминала. Я и не знала, что у нее остались чувства к его губам или каким-либо другим частям тела. Во всем прочем список казался совершенно беспорядочным. Но с загадками так всегда: чтобы найти отгадку, нужно понять взаимосвязь. Эти инициалы, слова, названия, имена – для Талли они что-то значили. Они были связаны, но я не понимала как.