Антон Леонтьев - Мольберт в саду Джоконды

Потеряв на мгновение дар речи, Лиза повторила вопрос, который уже задавала мадам:

– Вы это серьезно?

Та усмехнулась:

– Ну, а кто сказал, что это невозможно? Как и то, что висящая в Лувре картина, которой восторгаются миллиарды, не подлинник, а отличная копия? А что, если моя бабка, которая, по имеющимся у меня сведениям, имела отношение к этой афере, была в курсе, что произошло с подлинной «Моной Лизой» и где она спрятана? А что, если моя бабка зашифровала эти сведения, записав их на выглядящие как туристические открытки, которые на самом деле являются ключами ? А что, если «Мона Лиза» до сих пор находится в том тайнике, куда она была помещена больше ста лет назад и к которому ведут эти самые ключи? А что, если, сложив все составляющие шифра воедино, можно узнать, где именно этот тайник располагается, и отыскать «Мону Лизу»?

Лиза, чувствуя, что у нее кружится голова, в третий раз повторила:

– Вы это серьезно?

Мадам, выпустив последнее кольцо дыма и раздавив сигарету в пепельнице, ответила:

– Совершенно серьезно. И дело даже не в том, верю ли в это я сама, а верят ли в это те люди, которые ведут охоту на настоящий, где-то спрятанный оригинал «Моны Лизы». Потому что как иначе объяснить то, что эта самая модель-убийца похитила из забитой редкостными сокровищами квартиры малыша Клода именно эти открытки, а не нечто иное? Кстати, хотите кое-что увидеть?

Оставив на несколько минут ошеломленную Лизу в одиночестве, мадам вышла и вернулась со шкатулкой. Поставив ее на стол, она раскрыла ее и вынула из вороха пожелтевших бумаг еще одну старую открытку.

– Единственная, которая оказалась у меня. Но она не ключ, посмотрите, на обратной стороне никакой надписи нет, а всего лишь «пустышка», призванная отвлекать внимание. Ключи всегда содержат определенный, всегда одинаковый, текст на итальянском. Часть открыток, среди которых больше пустышек, но есть наверняка и ключи, зацапал себе малыш Клод. А один или два ключа, кажется, бесследно исчезли. Хотя, не исключаю, они оказались в руках тех, кто ведет теперь поиски оригинала «Моны Лизы», идя при этом по трупам…

Положив перед девушкой на стол одну открытку, мадам нетерпеливым жестом потребовала, чтобы Лиза присоединила к ней вторую.

– Теперь вы понимаете, отчего кто-то убил малыша Клода и выстрелил в вашего молодого человека, а теперь охотится за вами?

Лиза медленно кивнула, отодвинула от себя открытки и произнесла:

– Думаю, с этим надо отправиться в полицию…

Мадам резко заявила:

– К этой самой модели-убийце? Кто вам гарантирует, что там не имеются иные осведомители? Да и не забывайте – пока что все улики указывают на то, что и малыша Клода, и своего молодого человека попытались убить именно вы! Думаете, вас там примут с распростертыми объятиями и тотчас поверят в вашу невиновность, согласившись с тем, что все это дело рук наемной убийцы и тех, кто стоит за этой сеющей смерть особой?

– Попыталась убить? – произнесла Лиза, а мадам заявила:

– Ну да, я когда забирала шкатулку у себя из спальни, включила телевизор. О происшествии в квартире малыша Клода уже сообщают в вечерних новостях. Мир его праху! А вот вашему молодому человеку повезло – его сейчас оперируют, хотя состояние серьезное.

Подскочив со стула, Лиза заявила:

– Мне надо немедленно к нему…

Мадам, взглянув на нее, как директриса школы смотрит на нерадивую ученицу, заявила:

– Помочь ему вы все равно не сможете, предоставьте это врачам. Если ему повезет, он выживет и, придя в себя, расскажет, как все было на самом деле, с вас обвинения автоматически снимут. Но идти в полицию прямо сейчас не просто глупо, но смерти подобно. Вспомните о модели-убийце. Думаю, она все еще надеется лишить вас жизни…

Лиза понимала, что мадам права, но от этого было не легче.

– Вы же свой мобильный выключили?

Лиза кивнула.

– Так-то лучше. Не люблю я все эти новомодные штуки, хотя и у самой они имеются, но не потому, что я старая и противница прогресса, а потому, что никогда не знаешь, не подслушивают ли, не подглядывают ли и не передают ли они кому-либо информацию о тебе. Хотя, конечно, и подслушивают, и подглядывают, и передают. Кажется, даже в выключенном состоянии их можно засечь, не так ли?

– Мой нельзя, – пробормотала Лиза. – Мне Степа поставил особую защиту…

Степа, тот самый, который был на грани жизни и смерти.

– Ну, если защиту выдумал один человек, то другой может ее преодолеть. Так что если имеется то, что нужно скрыть от всеобщих глаз, лучше всего повесить это на всеобщее обозрение.

Снова затянувшись, мадам сказала:

– Однако вас выставлять на всеобщее обозрение было бы сейчас крайне глупо. Помимо того что вы стали свидетельницей ограбления и убийства малыша Клода, вы прихватили то, что принадлежит убийце. Думаю, эта особа уже догадалась и именно поэтому идет по вашему следу!

Лиза закричала, отшвыривая от себя открытки:

– Пусть забирает все это немедленно!

Мадам, пододвигая их к себе, заявила:

– На вашем месте я бы не разбрасывалась этими ключами к оригиналу «Моны Лизы» столь безрассудно. Потому что, не исключено, это – ваше единственное спасение! Пока открытки у вас, убийца, не исключено, будет идти по вашему следу, но не тронет вас, пока не заполучит их. А вот как только они окажутся в его руках, точнее, в ее…

Чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы, Лиза прошептала:

– Но что же теперь делать?

Мадам, взглянув в нерешительности на пачку сигарет, вздохнула, вытащила еще одну, зажгла ее и, пустив в потолок дым, ответила:

– А не кажется ли вам, что проще всего доказать свою невиновность, опередив убийцу и тех, кто за ним, вернее, за ней стоит, отыскав оригинал «Моны Лизы»?

И, помолчав, добавила:

– Ведь копию, которая висит в Лувре и которую все считают подлинником, сто с лишком лет назад написала моя бабка, кстати, ваша тезка, Елизавета.

Всю свою жизнь я придерживалась мнения, что если ставки в игре максимально высоки, то обязательно надо принять в ней участие.

Не то чтобы я была азартным человеком, вовсе нет, скорее всего, даже наоборот : про меня все всегда говорили, что у меня интеллект преобладает над эмоциями, я просчитываю все на десять ходов вперед, люди для меня ничто и никогда никто не знает, что у меня на уме.

Это не так. Я стараюсь просчитывать все на два, от силы три хода вперед, потому что десять – это удел суперкомпьютера, каковым я не являюсь.

А в остальном, наверное, злые языки правы. Вероятно, я не самый приятный человек из всех живущих, однако я никогда не ставила перед собой цель быть таковым.

Моя цель, как я уже отметила выше, принять участие в игре с максимальными ставками – и сорвать банк.