Александр Гребёнкин - Птица у твоего окна

Накупавшись, Зоя вышла на берег, бросив косой взгляд на Сергея, набросила на мокрое тело платье. Она стояла, словно птица, сложившая крылья, и Сергей ощутил такой прилив нежности, что, тихонько подойдя, обнял её со спины. Зоя повернулась, легко улыбаясь, в её бездонных глазах засияли огоньки нежными переливами. Она легонько поддалась к нему, и он ощутил ее губы на своих губах. Мир качнулся, чуть не перевернувшись и поплыл. Внутри тела бурлила затаенная энергия, светлой радостью выплескиваясь наружу. Она выражалась в счастье видеть эти небесного цвета глаза, легонько ласкать эти нежные, как пух волосы, чуть касаясь беленького ушка, видеть, как жилка пульсирует на белой лебединой шейке, сходить с ума от нежных, гибких рук, похожих на два птичьих крыла, от виднеющихся сквозь платье коричневых точечек ее грудей. Это было настоящее счастье, и как Сергей тогда хотел, чтобы оно не кончалось!

Они пробыли долго у реки и давно высохли, и говорили мало – им не нужны были слова, а лишь эти нежные прикосновения, легкие и бережные…. Так открылись Сергею сказочные врата, и эти дни были наиболее счастливыми не только в то лето, а как он позже осознал, и во всей жизни.

Но прошло время, необходимо было ехать в город и неизбежные расставания, разлуки, множество неотложных дел такого разнообразного мира не только откладывает отпечаток на человека, но и переделывает его, заставляет его делать поступки, которые потом самими же могут быть признаны как ошибочные.

Зоя летняя и Зоя осенняя были разными. Одна была сдержанно-нежная, другая – временами строго-надменная и холодная. Изменился и Сергей, его чувство любви стало приобретать черты успокоенности, его начали интересовать другие дела. Между ними стала складываться холодная, незримая стена, временами исчезавшая, как в этот осенний день, но, потом неумолимо выраставшая вновь. Во многом виной было врожденное мужское самолюбие Сергея, не желающего терять голову, а также присущее Зое собственное самолюбие и сдержанность. Зоя хотела чего – то особенного от Сергея, а Сергей от Зои. И сейчас, в электричке, когда она ощутила поцелуй его на своей нежной шее, она притворилась спящей, так как воспринимала это как своеобразное извинение Сергея за замкнутость и молчание последних дней. Она понимала, что её упорство вызовет у Сергея негативную реакцию, но продолжала молчать.

А электричка летела в ночи, и каждый поворот дороги виделся новым…

***

Это место было в какой-то мере священным, ибо мало кто миновал его, не зайдя туда, не соблазнившись обжигающе сладким вином, не отведав ароматного дыма, не посидев в матовой темноте бесчисленных мерцающих ламп.

Это место называлось " Алмазом" , и оно нещадно проглатывало людей, приходящих разглядеть все его оттенки и грани. В вечернее время, когда иллюминация заливала потоком витрины магазинов, в "Алмазе" все места были практически забиты. Это был удивительный мир, где собирались для встречи с друзьями, посидеть в шумной кампании, и, конечно, почувствовать, как по твоим жилам горячо забурлит алкоголь. Пространство проглатывала ритмичная музыка, сновали ловкие бармены в белых рубашках и бабочках, быстро смахивающие пыль, ловко льющие в сверкающие бокалы легкое игристое вино. В красных, золотисто-зеленых, сине-голубых полосах света, окутанные сигаретным дымком, сидели, раскинувшись свободно и непринужденно, нарядные дамы в коротких юбках в ожидании интересных амурных приключений. Неистово танцевали, распихивая друг друга слегка подвыпившие люди.

Здесь лица казались краше и лучше, чем были наяву – это был грандиозный и блистательный обманный мир, где можно встряхнуть душу, раскрепоститься, почувствовать себя сильнее и наглее, чем ты есть.

Впервые попав сюда, Сергей поначалу растерялся. Здесь все было не так, здесь существовали свои законы, но, вскоре, он начал привыкать к "Алмазу", ибо подогрев себя вином, чувствовал раскованнее и современнее. И сейчас, идя вслед за ловким и опытным Князевым, он старался казаться старше, держаться смело и уверенно, гордо и независимо.

Все уютные кабинки, схожие с нишами в стенах, были заняты уже давно. Алешка подвел его к уже знакомой кампании и после обыденного приветствия, им разрешено было присесть за полированный общий стол, на котором уже красовались две бутылки вина, легкая закуска. Были заказаны еще коньяк и шашлыки, салаты, горячие бутерброды, конфеты. Из сигаретного тумана блики света выхватывали лица, казавшиеся страшными и одновременно в чем-то заманчивыми в темноте: гогочущие белозубо-красные рты, пряди длинных волос, темно-мутные глаза… Мелькали вялые худые руки, блестевшие часами, браслетами, кольцами, огоньками сигарет. Торчали острые и полные колени, сплетения темных, клетчатых, белесо-мраморных, джинсовых ног. Девушки лениво сосущие коктейли томно и независимо смотрели вокруг, у некоторых взгляды становились липкими, движения рассеяно-свободными. Одна из них рыжая, худая, с наглым липким взглядом, руками-сосульками, щелкнув пальцами, усыпанными перстнями, пропела крошечным ртом:

– Новенький мальчик… Ничего…. Как зовут? Ах, Сережа, Серенький… Так ты, Сережа, не стесняйся, расслабься, чувствуй себя как в своей хате.

Князев что-то отвечал ей, и она залилась хрипловато-бессовестным, наглым смехом, закачавшись тонким телом, а потом щелкнула зажигалкой, закурив, забросив ногу за ногу. Но Сергей продолжал чувствовать себя зажатым. Вскоре на столе появилась новая бутылка, светящаяся наподобие драгоценного камня в луче режущего фонаря. Её начали разливать по длинным, блестящим как хрусталь бокалам. Сергей выпил и, задохнувшись, закашлялся, в горле неприятно пекло, многие заухмылялись: «Хоррош коньячок!», а рыжая быстро подсунула конфеты, и Сергей взял пару в рот, быстро жуя, стремясь удалить неприятный осадок. Вскоре горячая жидкость заструилась по сосудам, голова затуманилась. "Алмаз" стал казаться не таким уж чужим, ребята – милыми и добрыми друзьями. Рассказывались анекдоты, и хотя языки выговаривали слова не очень отчетливо, стало вдруг очень смешно и мило, все стали разговорчивее, в головах закружились веселые хороводы шальных мыслей…

Через полчаса всех потянуло танцевать. Сергей это не очень умел, но удивился своей, смелости и ловкости в танце, даже стал показывать Князеву как лучше работать руками, ногами, извиваясь всем телом. После третьего зажигательного танца пошел четвертый, и Сергей уже окончательно вовлекся в общий хоровод неистового и бурного веселья. Скакали потные тела, махая руками, ударяя локтями соседей, наступая на ноги, обнажались зубы в веселом возбуждении – все это буйство казалось частью какого-то вселенского первобытного обряда. И, взирая на танцующих, вместе с ними приплясывали выложенный на стене мозаичный Вакх с чашей вина и спутавшейся бородой и увенчанная ярким венком крутобокая русалка.