Светлана Демидова - Милое коварство

– Вот не надо было ничего приписывать… Не надо было… я же говорила, что только хуже выйдет… – продолжала лепетать любимая учениками литераторша.

– Ну и где это «хуже»?! – возмутилась Лидия Гавриловна. – Как было, так и есть! Не лучше, конечно, но и не хуже, что тоже результат! А тебе бы я посоветовала взять себя в руки! Артемов вполне мог оказаться в командировке или даже заболеть! Что он, не человек, что ли? Может быть, он сейчас с температурой лежит, а ты тут с ума сходишь!

– Я не схожу…

– Сходишь! У тебя такое лицо, будто…

– Будто я стою на подоконнике открытого окна, – закончила за подругу Анна Сергеевна.

– В смысле? – удивилась Лидия Гавриловна.

– Помнишь Оксанку Дьяченкову, которую завистницы загнали на подоконник из-за Саши Огаркова?

– Ну!

– Так вот после этого наш физрук Ленечка сказал, что у меня постоянно такое лицо, будто я стою на подоконнике открытого окна.

– Да-а-а… А Леонид Андреевич-то, оказывается, поэт! Никогда бы не подумала! Но на предмет твоей персоны наш поэт здорово ошибается! Стоять на подоконнике открытого окна – это красиво, а ты, милая моя, красиво не выглядишь!

– Да?

– Да! У тебя лицо как у суицидального параноика! Ты будто бы висишь вниз головой, зацепившись за этот самый подоконник каблуком, и наливаешься кровью! А юбка у тебя гармошкой на шее, и всем видны твои рваные колготки! Поняла?!

– Да ну! Неужели у меня такое лицо? – испугалась Анна Сергеевна. – Ты, Лида, как всегда, преувеличиваешь!

– А ты глянь в зеркало! Увидишь, что я еще и приуменьшаю!

Анна Сергеевна обернулась, посмотрела на себя в зеркальную колонну, возле которой они с подругой пристроились, и ей очень не понравилась нездоровая багровость кожи собственного лица и лихорадочно блестящие глаза.

– Да-а-а… – протянула она. – Как-то я того… не очень… Может, мне домой пойти, а, Лида?

– Пожалуй, это будет самым верным решением! Не смогу же я весь вечер отпихивать от тебя учеников, да и Киреева уже давно поглядывает на нас с самой зверской мордой, которую только способна соорудить.

– А что ты ей скажешь, Лида?

– Скажу, что ты заболела!

– Чем… – жалко прошептала Анна Сергеевна.

– Сказала бы, что бубонной чумой, но боюсь, что тогда мгновенно прикроют вечер встречи! Поэтому скажу – скарлатиной! – расхохоталась Лидия Гавриловна.

– Лида!!!

– Ну ладно… Мы тут уже начали всем впаривать про больной зуб, будем и далее держаться этой версии! Смотри не сбейся на бубонную чуму, если что… И вообще… Чеши лучше отсюда скорей, а то вижу: Киреева уже взрезает толпу своим богатырским бюстом! Явно, к нам плывет!

Накинув на парадную прическу капюшон стеганого пальто, Анна Сергеевна выскочила на школьное крыльцо. На улице было холодно и промозгло. Лицо учительницы тут же паутиной облепила мелкая морось. Она подумала, что при такой непогоде непременно потечет с глаз тушь, но ничуть не огорчилась этому. Она быстро прошла асфальтированной дорожкой к выходу из школьного двора и запрыгнула в первый же подъехавший к остановке автобус, даже не взглянув на номер маршрута. Она знала, что все автобусы от остановки «Средняя школа» сначала едут к метро.

Вестибюль станции метрополитена пахнул ей в лицо знакомыми с детства запахами нагретой резины и, возможно, какой-нибудь вагонной смазки, которые не могли перебить ни ароматы женских духов, ни запах курицы-гриль, крутящейся на вертелах в пластиковой будочке в закутке у входа. Анна Сергеевна бездумно съехала вниз на эскалаторе. Толпа пассажиров занесла ее в вагон, и она, покачиваясь в такт движению электрички, почти дремала, сжатая со всех сторон тучными мокрыми телами. Потом та же толпа лихо пронесла ее по круто извивающемуся переходу на другую линию и снова загрузила в вагон, в котором Анна Сергеевна ехала все так же расслабившись, без всяких мыслей в голове.

Недалеко от станции метро, всего лишь через дорогу, находился кафетерий-забегаловка под названием «Магнолия», в котором Анна Сергеевна всегда встречалась с Артемовым. «Магнолия», стойко перетерпев все ветра перемен, вписалась в экстерьер нового Санкт-Петербурга так же ловко, как в советские времена вписывалась в незамысловатый ландшафт улицы спального района города трех революций Ленинграда. Самого же кафетерия не коснулись никакие революции, если не считать того, что мраморные столики поменяли на пластиковые, а в меню появилось кофе капучино.

Откинув капюшон, расслабив шарф и даже не пожелав причесаться, Анна Сергеевна подошла к стойке, заказала простой черный кофе и фирменное пирожное «Магнолия» с большим цветком из легкого белкового крема. Взяв со стойки подносик с кофе и пирожным, она повернулась в сторону того столика, за который они всегда садились с Артемовым. Столик был занят. Чашка с кофе сначала съехала к самому краю подноса, потом сделала неловкий кувырок вниз. Анна Сергеевна не почувствовала брызг горячего кофе на ногах в коротких ботильонах и тонких праздничных колготках. Она не услышала звука разбившегося фаянса и крика работниц кафетерия о том, что если руки не тем концом вставлены, то нужно дома сидеть, а не ходить по приличным кафетериям, которым выданы две грамоты от советского режима и неслабый сертификат от нынешнего. Анна Сергеевна не могла понять, зачем какая-то странная девушка сует ей чуть ли не в нос собственный стильный сапог, смешно украшенный кремовой магнолией. Все крики слились в один монотонный гул. Разъяренные лица расплылись и размазались по простенькому интерьеру кафетерия, и только в центре этого пестрого месива Анне Сергеевне был четко виден темно-синий пластиковый столик, за которым сидел и улыбался ей премированный почетной премией один из авторов проекта офигительного культурного центра Дмитрий Романович Артемов.

– Дима… – прошептала Анна Сергеевна и машинально сунула пустой поднос работнице кафетерия, которая особенно назойливо пыталась ей втолковать, что за нанесенный заведению урон неплохо бы заплатить.

Артемов уже спешил ей навстречу. Он что-то сунул в руки официантке, та сразу подобрела и даже спросила, не надо ли им принести новый кофе, раз уж старый так некстати разлился. Дима нетерпеливо отмахнулся и повел Анну Сергеевну к столику.

– Дима… – все так же шепотом повторила она. – Почему ты не пришел?

– Куда? – удивился он. – Когда?

– Сегодня… В школу…

– В школу? – насторожился он. – А я должен был прийти в школу?

– Сегодня же очередной вечер встречи выпускников.

– Ах, да-а-а… – протянул Артемов. – Я как-то забыл… да, честно говоря, если бы и вспомнил, то вряд ли пошел бы…

– Но почему? – уже со слезой в голосе спросила она.

– А ты не догадываешься?