Ольга Егорова - Синдром Дездемоны

Но однажды ночью, в очередной брезентовой палатке, отдыхая после любви, ОН сообщил Альке, что собирается эмигрировать. Сказал, что в этой стране с его талантом – только пропадать, а в Америке у него родственники, помогут пробиться, и работу, и жилье найдут, и деньгами на первое время обеспечат.

ОН звал Альку с собой, конечно.

Но как-то неуверенно звал, будто надеялся, что она откажется.

«Было бы здорово, – сказал он, – если бы мы уехали вместе. Но с другой стороны, что тебе там делать? Детей заводить я пока не хочу, молодой еще. А если не с ребенком сидеть – значит, работать. А где ты в Америке работать будешь? Ты ведь и языка-то не знаешь почти…»

Алька сидела смирно, слушала его и понимала, что и сама никуда ехать не хочет. Что легко расстанется с Мишкой, что никакая Америка ей не нужна, потому что здесь у нее родители, брат, подруги. Здесь город любимый, небо синее, а там?.. Там, может, и неба-то нет никакого. Вообще.

Подумала – и с легкостью Шурика отпустила.

И даже не плакала и не вспоминала о нем, а очень быстро, почти сразу, нашла ему замену. Молодой начинающий кинорежиссер с простецким именем Вася и с жаркой фамилией Южный был на редкость темпераментным и интересным молодым человеком. Только с ним Алька как-то очень быстро поняла, что не любовь это, а просто постель. В постели с ним хорошо было, а в других местах они друг про друга и не вспоминали. Повстречались месяца четыре – и разошлись без обид и взаимных претензий. Никто никому ничего не должен и всем хорошо.

Почти год уже прошел с тех пор.

И вот – Тихон. Тихон Вандышев…

И длинных ресниц у него нет, и трубку вроде не курит. Песни не поет под гитару, и не красавец совсем. Вечно какой-то взъерошенный и сердитый, то орет на всех, то молчит, как сфинкс. Непонятный Тихон Вандышев. Невозможный…

С ним все не так. Все кувырком. Все не по-человечески. С ним Алька впервые испытала до сих пор неведомое ей чувство – ненависть. Обжигающее, яростное чувство, сладкое, как любовь. Ненависть была как вспышка – мелькнула, озарила и исчезла, не оставив следа. Полоса затишья, и вдруг – новое озарение.

В тот самый день. В ее прихожей.

Она смотрела в его глаза и вдруг поняла, что не может без него.

«Как же я без него? – думала Алька. – Ведь он уйдет сейчас, а я останусь. И уйдет, может быть, навсегда. А я? Как же я дальше буду жить… без него?.. Разве смогу?»

И растерялась, и испугалась, и еще сто чувств сразу успела испытать, и решила уже сказать ему все как есть, и будь что будет, но в этот момент Тихон вдруг начал ее целовать. И оторваться от этих поцелуев было категорически невозможно, и не отвечать на них было нельзя, и Алька уже плохо соображала, отчаянно пыталась сосредоточиться и запомнить те слова, которые она ему скажет, непременно скажет, когда они перестанут целоваться…

Но тут пришел Толик – кажется, именно так звали того здорового парня, который оказался приятелем Тихона – и все испортил. Говорить при нем не было никакой возможности, и Тихон почти сразу ушел…

Тихон ушел, а она осталась.

И все эти три дня жила как на иголках.

И ругала себя, и проклинала за то, что не сохранила его номер телефона.

И решила уже, что он никогда не позвонит, что никогда больше они не увидятся, что жизнь ее потеряла смысл, как вдруг…

И вот теперь едет к нему. Целоваться!

Нет, что ни говори, это было безумие!

Всю дорогу Алька только тем и занималась, что ругала себя за это безумие. И несколько раз собиралась уже попросить таксиста повернуть обратно. Вернуться домой, отключить телефон и лечь себе спать спокойно! А утром проснуться со свежей головой и похвалить себя за разумное поведение.

Собиралась, но почему-то так и не попросила.

Вернее, уже приготовила фразу и набрала воздуха в легкие, чтобы ее произнести, но в этот момент услышала голос таксиста:

– Дом 283, крайний подъезд. Приехали.

– А-а… – растерянно протянула Алька, вцепившись пальцами в кресло.

«Не выйду, – подумала она. – Ни за что не выйду из машины!»

Выйти пришлось.

Вначале она увидела едва различимую в тусклом свете фонарей тень. Тень подошла к машине, открыла дверцу, заглянула внутрь и оказалась Тихоном Вандышевым.

«Это сон», – подумала Алька и продолжала сидеть не двигаясь.

Лицо у Тихона, она успела заметить, было бледным и взволнованным. Он расплатился с водителем, поблагодарил его, потом улыбнулся ей и сказал:

– Пойдем.

Пришлось выйти из машины и покорно идти рядом с Тихоном Вандышевым до дверей его подъезда. Потом подниматься с ним в лифте, смотреть ему в глаза, делать вид, что она совершенно спокойна, и даже пытаться шутить.

В прихожей он помог ей снять куртку. Пока Алька расстегивала ботинки, Тихон отнес куртку в гостиную и аккуратно положил ее в кресло. В прихожей, кроме голых стен, не было ничего – никаких шкафов, никаких вешалок, только рулон обоев в углу и то самое ведро с клеем…

То есть теперь уже без клея.

Тихон вернулся, и некоторое время они молча разглядывали друг друга.

Алька не знала, куда деться!

– Юлька спит, – зачем-то сообщил Тихон.

– Можно на нее посмотреть?

– Конечно. Она в спальне. Идем.

Она шла вслед за Тихоном, осторожно ступая, чтобы не произвести лишнего шума и не разбудить Юльку. Потом некоторое время любовалась на нее, спящую, развалившуюся по-царски на самой середине огромной кровати.

Она безумно ей нравилась.

И еще…

Тихон стоял за спиной, Алька слышала его дыхание и сходила с ума.

Кажется, целую вечность продолжалась эта пытка.

А потом Алька, сама от себя такой смелости не ожидая, повернулась, строго посмотрела ему в глаза и сказала сердито:

– Ты зачем меня звал? Забыл уже?

– Нет, – ответил он тихо и осторожно. – Не забыл.

И шагнул к ней, приблизившись вплотную.

Алька закрыла глаза.

И теперь уже не видела, а только чувствовала, как взметнулись вверх его руки, прикоснувшись к ее плечам.

Что-то сладко мурлыкнув, она ткнулась носом в его теплую шею с запахом одеколона. Ей было хорошо. Так хорошо, как никогда, наверное, не было. Она просто готова была умереть от счастья!

– Я умру сейчас, – сообщила она Тихону. – От счастья.

– Подожди, – глухо пробормотал он ей в пылающую щеку. – Не умирай, пожалуйста. Я ведь еще не успел даже… тебя поцеловать.

– Целуй быстрее, – жалобно попросила она и поцеловала его сама.

Это оказалось так просто, так естественно и так умопомрачительно!..

И после того как она сама поцеловала Тихона, Алька совсем успокоилась, поняв, что и дальше все будет так же просто и так же естественно.

И так же умопомрачительно.

Его поцелуи горели на теле огненными вспышками – изредка, лишь на секунду, открыв глаза, Алька видела в темноте их ослепляющее сияние и не могла понять, существует ли оно на самом деле или просто кажется ей. Не отрываясь друг от друга, каким-то немыслимым образом они переместились из спальни в гостиную и рухнули на диван, который в этот момент благоразумно не издал ни звука.