Сергей Бакшеев - Отравленная страсть

– Я обязательно должна напоить тебя чаем, – решительно заявила она. – Ты же совсем не завтракал!

Пока шумит электрический чайник, я напряженно смотрю на телефонный аппарат. В голове назойливо крутится номер Евгении. Я должен позвонить и рассказать, как мы избавились от трупа. Ведь она волнуется. Я должен был сделать это еще ночью. Но постеснялся ее будить. Она и так полночи не спала.

А сейчас мне мешает Глебова. Не могу же я при ней говорить про труп.

– Даже печенья не осталось! – Ирина вжикнула очередным ящиком в столе. – Я сбегаю в буфет. Он уже должен открыться.

За ней захлопнулась высокая дверь. Как это кстати! Моя рука вцепляется в телефонную трубку. Гудки. Длинные гудки. Она не подходит. Может, ошибся номером? Палец вновь накручивает диск. Потом еще и еще раз. Тишина. Женечка, где же ты?

Ирина вернулась, порхает вокруг меня. Чашки, сахар, бутерброды. Чай очень горячий. Я обжигаю нёбо. Язык чувствует, как отслаивается кожа.

Бесцеремонно открывается дверь. Я слышу строгий голос Ольги Карповой:

– Заколов! Ты планируешь к нам присоединиться? Надо алгоритм переработать, у нас зацикливание идет. Мы уже больше часа с Евтушенко занимаемся.

Я оборачиваюсь. Ее взгляд назойливо буравит Ирину. Таким взглядом можно скважины на мерзлоте пробивать. Глебова делается строгой, садится за рабочий стол.

– Заколов помогает мне систематизировать материалы, – говорит она, склоняясь над бумагами. И небрежно в сторону Карповой: – Когда мы закончим, он подойдет.

– Тихон, у тебя всегда есть интересные идеи. Приходи быстрее, мы закопались, – теперь Ольга говорит мягко и просительно.

Я неизменно клюю на этот тон, тем более когда девушка ненавязчиво хвалит. Вот и сейчас сразу поднимаюсь.

– Подождите! Вы мне еще нужны, – делает властный жест рукой Глебова.

Я сажусь. Девушки обмениваются колкими взглядами. Дуэль без оружия и слов. Первой не выдерживает Карпова. Хлопает дверь. Звук громче, чем нужно.

Ирина пшикает в кулачок, сдерживая смех.

– Чего это она? Такие глазищи…

Я тоже улыбаюсь. Мы как два школьника, застигнутые врасплох учителем.

– Ты обязательно все съешь. Пока не съешь, не отпущу! Тон у Ирины такой, что я вспоминаю свою маму. Как одинаково женщины понимают заботу о мужчинах.

Чай уже остыл, проявляется приторная сладость. Сколько же она сахара туда набухала!

В дверь вновь просовывается Карпова.

– Вот, Заколов! Тебя разыскивают!

В ее голосе торжество, густо перемешанное со злорадством. Взгляд обращен не ко мне, а к Ирине. Ехидные глаза говорят: тебе он тоже не достанется!

Но мне не до женских колкостей.

Разыскивают!

Вот и конец вчерашней авантюры.

Сильная рука Карповой распахивает дверь. Я ожидаю увидеть мощные фигуры людей в погонах. Но в проеме появляется стройная Женя Русинова:

– Тиша, я к тебе…

Она всегда заканчивает фразу очень тихо. Последние слова, слетающие с губ, скорее улавливаются по движению. От них веет нежностью. И всегда остается ощущение, что часть слов недосказана. И ты сам волен домысливать их.

«Я к тебе пришла». Нет, не так!

«Я к тебе спешила». Да какая разница!

Она искала меня!

Каблуки-шпильки трижды щелкают. Женя в середине комнаты. Всего три шага, а сколько грации! Белые ремешки туфель на загорелых лодыжках, точеные икры, плавно переходящие в колени, над которыми колышется оборка легкого платья. Она смотрит только на меня. Она не замечает ни злорадства Карповой за спиной, ни напряжения в позе хозяйки кабинета. Кроме меня, для нее никто сейчас не существует.

Я кладу недоеденный бутерброд. Между зубов остатки колбасы, и запах во рту не самый свежий.

– Женя… – Мои глаза прилипают к ее открытым плечам. Тонкие бретельки поддерживают ткань чуть выше груди.

Два четких пупырышка на синем платье в белый горошек не оставляют никакого сомнения, что лифчика на девушке нет. Узкая кисть руки лежит на вызывающе белой сумочке. Волосы прибраны сзади в замысловатую прическу. Голова наклонена, одинокая прядь покачивает изогнутым кончиком ниже подбородка.

Я около Жени. Наверное, чтобы там оказаться, я передвигал ногами, но совсем не помню этого. Она смело берет меня за руку, и мы выходим в коридор.

– Женя, я тебе звонил. Недавно… Все прошло нормально, – мямлю я.

Она совсем не слушает и толкает меня к стене. Карие глаза с поволокой блуждают по моему удивленному лицу. Изогнутые ресницы опускаются, тонкие руки взмывают и смыкаются на моей шее. Пальчики давят нежно, но властно, я наклоняюсь к милому лицу. Мягкие открытые губы несколько раз ласково прикасаются к моим, а затем жадно накрывают рот.

Я в первый раз целуюсь с Женькой Русиновой! Точнее, она целует меня. Я замираю. По коридору ходят какие-то люди, они наверняка пялятся на нас. Совсем рядом слышится удивленное хмыканье Карповой. А еще этот проклятый колбасный запах!

Но Женьке все равно. Она вжимается в меня, и от движения ее губ я забываю, где нахожусь. Все вокруг заволакивает туман. Сейчас существуют только она и я! Больше – никого!

Наши губы разлепляются, ее влажное дыхание совсем рядом. Между нашими лицами меньше сантиметра.

– Женька, милая… – Нужны какие-то слова, но их у меня нет. В голове сладкая пустота. Я прижимаю гибкое тело, остро ловя новые неизведанные ощущения. – Женька…

– Потом, потом. – Ее пальчик игриво нажимает на мои губы. Хочется его куснуть.

– Ты ради меня пришла?

– Не только. – Ее руки соскальзывают с моих плеч и упираются в грудь.

Я впервые так близко вижу бездонные омуты карих глаз. В них можно утонуть. Взгляд затуманен. Дуги бровей, как профиль накатывающейся волны. У переносицы гуще, утончаются к краям. В глазах есть что-то восточное – страсть и тайна.

– А к кому еще?

– Мне хвосты надо сдать…

– Так сессия же была в июне?

– Я с Юрой в Ялту ездила. – Она мягко отстраняется. Когда она серьезна, ее сжатые губы приобретают идеальную форму – галочка посередине верхней, прогибающаяся дуга нижней.

– Я тебе еще ничего не рассказал, – спешу сказать я, чувствуя, что она исчезает.

– Мне назначено. Ждут. – Она нежно улыбается, губы меняют форму – верхняя растягивается в линию, но нижняя сохраняет дугообразный изгиб. – Тиша, приходи ко мне вечером…

Она быстро скользит по коридору и взбегает по лестнице. Я упрямо тащусь за ней.

– Не ходи за мной! – строго машет она, брови вновь хмурятся.

Она около широкой двустворчатой двери. Один раз ударяет костяшками пальцев. Дверь торопливо распахивается, словно кто-то дежурил с той стороны. Сальные выпученные глазки на горбоносом лице встречают ее. Женя скрывается за дверью. Щелкает замок.

В коридоре неприятная тишина. Я плетусь к незнакомому кабинету, смотрю на табличку: Амбарцумов Левон Суренович. Декан.