Сергей Бакшеев - Отравленная страсть

Застонало кресло, тяжелая фигура долго принимала удобную позу.

– Юра, а тех, кто тело подбросил, неужели никто не видел? – вкрадчиво спросила Евгения.

Мне показалась, что она угнездилась на валике кресла рядом с Калининым. Воображение быстро дорисовало его руку, лежащую на бедре девушке. Я куснул платье. Как еще я мог выразить свое раздражение?

– Я из Москвы районному прокурору звонил, велел, чтобы лучших специалистов на это дело выделили. Следователь активно работает по этому вопросу. Завтра узнаю. Ты мне лучше вот что скажи: Андрей вчера к тебе не заходил?

– Андрей? – Евгения выдержала паузу и очень лениво произнесла: – Ну что ты. С какой стати?

Я оценил ее актерские способности.

– Да, понимаешь, не можем разобраться, где он был вчера вечером? Я тебя из университета подвез… Кстати, как дела с экзаменами, котенок?

– Нормально. Сдала.

– Молодец, молодец, киска. Если совсем уж тупик будет, обращайся, решим вопрос. А так, лучше сама. Ты ведь у меня умница, красавица… У-у, какая ножка. Все отдам за эти ножки… Ну что ты, что ты…

– Юра, подожди. Что про Андрея удалось выяснить?

– В том-то и дело, что ничего. Я тебя подвез домой, заскочил на работу и срочно в Москву. Попросил, чтобы рейс задержали. Андрей меня в аэропорт проводил. У нас так принято. У меня пакет завалялся, я ему передал. Там коньяк оставался, еще что-то. Шофер сегодня доложил, что Воробьев его попросил высадить в центре. На твоей улице, кстати. Что ему в этом районе надо было? Живет ведь он в другом месте. Жил… Э-эх… У тебя выпить есть?

– Нет, – торопливо ответила Евгения.

– С женой его я разговаривал. Андрей ей звонил в тот вечер. Сообщил, что на службе задерживается. Соврал… Но ей я этого, конечно, не сказал. У него же остался маленький ребенок. Вот беда! А по всему получается, что у Андрея любовница была. С чего бы ему иначе врать?

– Все вы, мужики, одинаковые. Мало вам одной!

– Котенок, ну что ты! Ты для меня почти жена. Ты же знаешь. Лапонька моя, солнышко… – последовало звучное чмоканье.

Я напрягся, рука смяла висящую перед носом ткань. Пусть только попробует, старый козел, устроить любовную сцену Выйду и… Как я поступлю, я не успел решить. Рука дернулась, вешалка качнулась и стукнулась о стенку шкафа. Касание было не сильным, но звук показался громким, ведь я сидел словно внутри барабана. В кулаке оказалась смятая кофточка, я замер.

– Юра, ну, хватит, – резко оборвала нежное воркование Женя. Послышались ее легкие шаги. Она явно выскользнула из объятий. Ее голос звучал уже с другой стороны: – Сейчас не время. Мне тоже очень жалко Андрея.

– Да, Андрей… Угораздило же его вляпаться в дурацкую историю. Все так некстати!

– Ты о чем? Он умер!

– Он-то умер, а нам еще жить. Наверняка будут опрашивать его окружение, родственников, знакомых. Следователь и тебе может задать вопросы. Но я попрошу, чтобы тебя не тревожили.

Зазвонил телефон. Зуммер гудел прямо за стенкой шкафа.

– Слушаю, – раздался осторожный голос Жени.

Я чувствовал ее присутствие совсем рядом, казалось, протяни руку и достанешь. Тело непроизвольно развернулось, шкаф скрипнул. Я замер, стараясь не дышать. Если так хорошо слышно ее, то и меня могут услышать.

– Это тебя, – громко произнесла Женя.

Я вздрогнул, мне показалась, она обращается ко мне.

– Меня? – удивился Калинин. – Кто это еще?

Он взял трубку, кашлянул, голос приобрел строгие нотки:

– Калинин у аппарата… А-а, ты, Петр Кириллович. Как меня здесь вычислил?.. Очень надо? Понимаю, понимаю… Важный вопрос, говоришь. Минутку.

По едва слышным движениям я догадался, что Калинин прикрыл ладонью трубку.

– Женечка, ты чай предлагала. Сходи, котенок, на кухню. Приготовь.

Тембр его голоса легко варьировался от нежно-домашнего до начальственного. Когда Женя вышла, он сухо спросил:

– Ну, в чем дело, Кириллыч?

Калинин оперся о шкаф, стенка дрогнула. Он, видимо, развернулся так, чтобы разговор не был слышен в другой комнате. Но я, напротив, теперь мог улавливать и слова собеседника.

– Проблему ты мне создал, Юрий, – хрипел голос в трубке.

– Жизни без проблем не бывает. В чем дело-то?

– Машину из твоей доли ты зачем в городе оставил? Да еще в ГАИ зарегистрировал?

– Да ладно, велика проблема…

– Нет, Юра, ты, видимо, не понимаешь или прикидываешься, – шипела трубка. – Это левая «Волга». Ее нет ни в одних документах на заводе. Ее в природе не существует!

– Кириллыч, не кипятись. Мне просто срочно понадобилась машина здесь, в городе.

– Борисыч, ты подставил всё дело! Понимаешь? Не только меня, а других авторитетных людей. А они на твои чины смотреть не будут. Я тебе отстегиваю машины, чтобы ты сбывал их в Среднюю Азию. Моя вотчина – Кавказ. Надо строго выполнять обязательства!

– Кириллыч, бывают в жизни обстоятельства…

– Обстоятельствами не прикрывайся! У меня тоже бывают обстоятельства, но я себе такого не позволял. Ты пренебрег элементарной осторожностью!

– Ну все, все. Подумаешь – одна машина.

– Да еще на бабенку какую-то оформил. Она же хвастаться будет. У соседей вопросы возникнут: откуда? Она сболтнет. И пошло, и поехало. Любой опытный чинуша вмиг дело раскрутит. И в Москву капнет.

– Ты что предлагаешь? – засопел Калинин.

– Срочно уничтожь машину. Чтобы она сгорела со всеми документами. И не в нашей области, а где-нибудь подальше. А потом снимай с учета как не подлежащую восстановлению.

– Ну, это… Ты хватил. Новая совсем.

– Юра. Это не просьба. Это требование. И я два раза повторять не буду! Или ты делаешь, как я говорю, или…

– Что или?

– Я через Отара Тбилисского работаю. А у законников нравы крутые.

– Ты что, мне угрожаешь?

– Понимай как хочешь. Я все сказал. Даю два дня. А дальше я ни за что не ручаюсь.

Я услышал гудки. Гудки были долгими. Потом гулко сотряслась деревянная стенка – Калинин жахнул кулаком по шкафу. На меня свалилась тяжелая юбка. Дверца шкафа качнулась и с пронзительным скрипом отъехала. Свет расширяющейся полосой вторгался в мое убежище. Сейчас Калинин шагнет в центр комнаты, и мое присутствие будет раскрыто.

– Женя! – крикнул Калинин.

Но торопливые шаги домашних тапочек на твердой подошве уже стучали по коридору. Дверца к этому моменту распахнулась полностью. Я повернул голову. Согнутая спина в коричневом костюме удалялась от шкафа. Ниже поясницы костюм был сильно смят. Я почему-то представил такое же помятое выражение на лице Калинина. Он плюхнулся в кресло. Тяжелая голова с седыми висками поворачивалась ко мне. Я прикрылся юбкой. Как ребенок, честное слово.

Лучше бы он меня застал в квартире, чем в таком глупом положении!

И тут шаги Жени остановились около шкафа. Дверца шумно захлопнулась. В закрывающейся щели я заметил уголки глаз Калинина. И сразу – темнота.