Сергей Бакшеев - Отравленная страсть

Последние слова были произнесены ласковым шепотом похотливой самки. Ну что за город? Здесь все свихнулись от любви. А от нее, как я успел почувствовать на собственной шкуре, мучений больше, чем радости.

Татьяна приблизилась, толкнулась грудью в плечо, ресницы плавно опустились, затем резко вспорхнули.

– А ты сильный. – Она сжала пальцами мой бицепс. Я напряг мышцы. – Ты очень сильный. – Вторая рука схватила за другое плечо и рывком развернула меня. Мы оказались лицом друг к другу, серьге глаза смотрели требовательно: – Ты хочешь сделать мне больно?

Она вжалась в меня и потерлась. Я хладнокровно ждал, следователь прокуратуры все-таки. Еще недавно мы вели разговор в камере изолятора под протокол. Капризная женская ладошка скользнула вниз, пальцы просунулись под ремень, царапнули живот. Я невольно сжался, Татьяна одной рукой расстегнула брюки. Теплую набухающую плоть обхватили прохладные пальцы. Они сжимались и расслаблялись, сжимались и расслаблялись. Но недолго. Руки взлетели вверх и уверенно толкнули меня в грудь, я шлепнулся на стул.

Татьяна, расставив ноги, водрузилась сверху мне на колени. Волна пряного цветочного аромата окутала меня, но расслабиться я не мог.

– Дверь, – пожаловался я. – Что?

– Дверь не заперта.

– Так даже лучше, – шепнула она в ухо, отчего мое тело содрогнулось сладкой волной. Она тут же повторила слова, еще нежнее вжимаясь губами в ушную раковину: – Так будет лучше.

Хлипкий барьер стеснительности был смятен, я уже не мог сдержаться. Ее тело извивалось, терлось, руки путали волосы, губы алчно впивались в рот. Потом она вдруг укусила меня, сильно, по-настоящему. Из нижней губы потекла кровь. Шершавый язык слизнул ее, заскользил вверх по щеке и юркнул в ухо, словно в норку.

– Сделай мне больно, – шепнула она, цапнув за мочку. Я уже сам хотел этого. Я понял, что от меня требуется.

Дальше руки делали все грубо и напористо.

В следующее мгновение женское тело упало лицом вниз на рабочий стол. Юбка вздернулась выше пояса, пальцы сорвали белый треугольник ткани с выпуклой попы. На мягкой коже остались следы от ногтей. Стол затрясся. Что-то валилось на пол. Татьяна стонала и комкала в руках бумаги. А мне хотелось видеть ее голую спину. Форменная прокурорская рубашка вздернулась под мышки. Пальцы расщелкнули застежку лифчика, губы впились в ямку под лопаткой, ладонь сжимала трясущуюся грудь.

На последнем неистовом толчке я укусил. Так она просила. На застывшей в глубоком прогибе спине между двумя дугами вмятин от зубов наливался багровый синяк. Снизу его обрамляла кровь из моей поврежденной губы.

Когда все закончилось, я смущенно спросил:

– Я пойду?

Татьяна ерзала плечами, поправляя сбившуюся одежду.

– Лифчик застегни, – деловито попросила она, подставив спину.

Я посмотрел на три пары петелек:

– На какую?

– На среднюю.

Сомкнутая белая полоска коснулась подсохшей крови под синяком.

– Я пошел, – на этот раз я не спрашивал, а сообщал.

– Стол поставь на место.

Я поправил сдвинутый стол. Из рассыпанной стопки бумаг высовывалась прежняя фотография. На этот раз улыбающаяся в объятиях Ивана Николаевича Татьяна мне показалась не такой уж и счастливой.

– Только учти! – Воронина окликнула меня у самой двери. – Это все ничего не значит. Мы закрыли дело о нападении на милиционеров. Но если нарою новые факты по отравлениям и они будут против тебя – арестую. Я еще докажу ему!

Она погрозила кулачком куда-то в стену. Именно в той стороне располагался кабинет районного прокурора с широким обручальным кольцом на безымянном пальце.

Как все запутано в этом мире! Насколько прекрасен и понятен мир чисел по сравнению с отношениями мужчин и женщин.

На выходе я сунул дежурному подписанную прокурором бумагу. Тот бегло взглянул, мотнул рукой и вновь погрузился в разгадывание кроссворда Вот она – свобода! Для одних – праздник, для других – будни.

Про эпизод с Ворониной я постарался сразу забыть. Меня не покидало смутное ощущение, что женщина использовала меня для какой-то своей личной мести.

От короткого общения с районным прокурором в душе остался странный осадок. С одной стороны, меня отпустили, и надо радоваться. С другой стороны, его жесты и слова оставили ощущение чего-то неприятного и сомнительного. Одна фраза про адвоката и убедительные аргументы чего стоила. А на что намекала Воронина? Кто-то заступился за меня и содействовал освобождению? По словам следователя, это была женщина. Но кто?

Ирина? Конечно она! Она была свидетелем попытки угона. Она пострадавшая. Покушались на ее автомобиль. Я пытался его отстоять. А дальше получилось то, что получилось. Я, конечно, сглупил с милиционерами, сорвался и потом на допросе вел себя как идиот. Но она молодец, выручила.

Я вышел на улицу. Удлиненные тени от домов и деревьев предвещали наступление вечера. Меньше суток прошло с момента задержания, а ощущение было такое, словно я вернулся в этот город спустя месяц.

Из-под тени тополей на противоположной стороне улицы выплыла стройная женская фигура.

Женька!

Я обомлел от нового прикосновения к красоте. На этот раз она была вся в черном. Черные туфли на шпильках, приталенное платье до середины бедра с треугольным вырезом на груди, маленькая черная сумочка на длинных ручках. Обычно кудрявые волосы были распрямлены, колокольчиком обнимали овальную головку и, разгибаясь наружу, спадали за плечи. На фоне иссиня-черной ткани загорелая кожа выглядела светлой. Приглушенный контраст, и опять она неотразима.

Я перебежал дорогу. Она ждала. Губы пытались улыбаться, но глаза хранили грусть.

– Женя, привет. Ты ждешь меня? – Я всегда, когда теряюсь, задаю банальные вопросы.

– Да, ждала. – Она широко улыбнулась, но лишь на мгновение. Улыбка мелькнула как вспышка фотоаппарата.

– Ты знала, что меня выпустят?

– Я этого хотела.

Мой взгляд еще раз ощупал ее изменившуюся прическу.

– Каждый раз ты разная, но каждый раз прекрасная, – вырвалось у меня.

– Да ты поэт. – Наконец-то ее лицо озарила полноценная настоящая улыбка. Она мимолетно чмокнула меня в губы, осмотрела: – Ну, как ты?

– Ничего. Цел, невредим. Вот, выпустили.

– Обвинение сняли?

– Да. Милиционеры забрали свои заявления.

– А протокол допроса?

– Да ты все знаешь, Жень. Но откуда? – Я терялся в догадках. Выходит, это Женя добилась моего освобождения.

Она бегло взглянула на дорогу:

– Давай поймаем такси. Я устала на каблуках.

И сразу шагнула к проезжей части, подняла руку. Сзади треугольный вырез на платье был еще глубже и лишь немного не доставал до поясницы. Кончики гладких волос, как и прежде, закручивались в спирали. Густые волосы напоминали полукруглую шаль, накинутую на открытую спину.