Маргот Бленд - Мадам Марракеш

Джереми отдыхал, сидя на каменной скамье, пока Бриджит сновала неподалеку, обнюхивая траву. Это было единственное светлое пятно во мраке сада. Он разглядывал фасад отеля. Часть лоджий ярко светилась, другие же слабо мерцали светом из спален. Джереми печально вздохнул.

Вот сейчас, в эту минуту в двух сотнях спален (а может быть, их больше здесь, этих спален) две сотни людей (а их, наверное, тоже больше) собираются лечь в постель. С кем? С любимыми, с постылыми? Что там, в этих спальнях, – супружеская добродетель или торжествующий, радостный, восхитительный грех? До чего же сложный микрокосм, этот отель. Сотни жизней, судеб, счастливых, глубоко несчастных, они курсируют в этом пространстве, как диковинные космические объекты, не задевая друг друга, разделенные только тонкими перегородками стен.

В одной из лоджий появилась женщина, постояла с минуту, затем ее темный силуэт исчез в глубине комнаты. Отправив щелчком свой окурок в урну, Джереми проследил за его траекторией, а затем не спеша раскурил другую сигарету. Из медины, [16]что начиналась сразу за садовой стеной, доносились неясные звуки флейт, ритмический пульс барабанов и расплывчатое восхитительное стаккато арабской песни. Эта часть сада была освещена оранжево-красным мерцающим заревом огней медины, дальний же конец сада был погружен во мрак, и только стройные силуэты пальм выделялись на фоне усыпанного звездами неба.

Боже, какая кругом красота! Здесь никак нельзя быть одному. Но ведь я не один, мне повезло, я встретил здесь Чендлера и Малагу. Джереми невесело рассмеялся. Зачем обманывать себя. Ведь не об обществе Чендлера и Малаги я мечтал. Мне Макси нужна. Ее уход выбил почву из-под ног, разрушил все мои мечты и планы.

Он со вздохом поднялся.

Да, это идеальное место для проведения медового месяца, для незабываемого любовного приключения, но уж никак не для одинокого мужчины, который, как школьник, мучается от неразделенной любви. Он щелкнул пальцами.

– Пошли, Бриджит. Надеюсь, что хотя бы тебе здесь хорошо.

Пройдя по длинному коридору, Изобель и Карлотта остановились у одной из дверей. Изобель, покопавшись в сумке, виновато подняла глаза на Карлотту.

– Где же я оставила ключи?.. Там внутри?.. Может быть, внизу?.. Да где же они?

Улыбнувшись ей, как ребенку, Карлотта отрицательно покачала головой.

– Глупенькая, они в вашем кармане. Вот видите, бирка торчит.

Изобель молитвенно сложила руки.

– Боже мой, что бы я делала без вас, милая. Я ведь не привыкла за всем этим следить, за ключами… в общем, за всем. Ведь всегда Пэт…

Карлотта вынула ключи из ее кармана.

– Да, дорогая, я знаю.

Она повернула ключ и открыла дверь.

Обширная гостиная была залита мягким светом от лампы, заключенной в медный абажур, свисающий с потолка. Потолок был украшен причудливым орнаментом: золотые арабески и зеленые геометрические фигуры на темно-красном фоне. Три легких стула, обитые чем-то ярко-кремовым, окружали массивный кофейный стол на резных ножках. Поверхность стола сияла дорогой медью. Две стены занимал ряд атласных низких диванов с голубыми, зелеными и красными подушками. По комнате, там и тут, были разбросаны кожаные пуфы разного размера, украшенные пурпурными золотыми узорами. На двух невысоких восьмиугольных столиках, с инкрустацией, стояли серебряные подносы, покрытые высокими серебряными, искусно гравированными коническими крышками. Мозаичный пол покрывал богатый узорчатый ковер ручной работы. Кисейные занавески на балконных дверях нежно колыхались от ветерка, проникающего из сада.

Карлотта направилась к двери, расположенной в дальнем углу гостиной.

– Я сейчас дам вам снотворного, Изобель. Вы обязательно должны выспаться, ведь вы так измотаны.

Изобель неспешно дошла до середины комнаты и остановилась.

– Не стоит беспокоиться, милочка. Я выпью теплого молока, если они не забыли принести его из бара… если они тогда правильно поняли меня. Даже там, в ресторане, они, мне кажется, не совсем хорошо понимают нас – американцев. Как это чудесно, что вы говорите и по-французски, и по-испански, и чего только не знаете. Это какое-то чудо, что вы оказались рядом со мной там, когда Пэт и Робби погибли. Как мне вас жаль, – продолжала она бесцветным голосом, ведь вы с Робби… мм… такие молодые… много… мм… моложе, чем Пэт и я. А ведь за рулем был Пэт. Обычно он очень осторожно водил машину. И все равно… м-м… ему не надо было тогда садиться за руль… Я тут тоже виновата.

Лицо Карлотты побледнело и застыло. Отвернувшись, она сказала твердым натянутым голосом:

– Что за бессмыслица! Перестаньте говорить об этом. Не имеет никакого значения, кто был за рулем. Это… судьба. Впрочем, зовите это, как угодно. Случилось то, чему суждено было случиться, независимо от того, кто вел машину.

Она тяжело перевела дыхание и подняла глаза на Изобель.

– Проверьте, принесли ли вам молоко. Если нет, то я позвоню.

Она заставила себя говорить нормальным голосом, как обычно.

Изобель отворила противоположную дверь и заглянула в спальню.

– О'кей, Карлотта. Я вижу на столе что-то вроде термоса. – Она обернулась и слабо улыбнулась. – В общем все в полном порядке. Дальше я справлюсь сама. Пэт тоже всегда давал мне указания в какой последовательности и что делать. Его любимым выражением было: «Изобель, ты можешь перепутать задницу с ладонью». – Она издала звук, похожий на смех. – Порой он выражался ну просто жутко вульгарно.

Карлотта вошла в свою спальню, пробыла там с минуту и возвратилась. На ее протянутой ладони были таблетки.

– Вот. Я даю вам две таблетки. Примите одну сейчас и запейте теплым молоком. Если не подействует, часа через четыре примите еще одну.

С секунду поколебавшись, она шагнула вперед и поцеловала Изобель в щеку.

– Спокойной ночи, дорогая. Надеюсь, вы заснете и будете спать хорошо… Как бы я хотела иметь вашу мудрость.

Она развернулась и исчезла в своей спальне. Как только за ней захлопнулась дверь, с лица ее исчезла натянутая любезная улыбка. Откинувшись спиной на дверь, она замерла, закрыв глаза. Постояв так несколько секунд, она заставила себя выпрямиться и медленно направилась к ночному столику. Там стояла небольшая настольная лампа и рядом бутылочка со снотворным. Она задумчиво взяла ее в руки.

Как хорошо бы проглотить их все сейчас… и заснуть навсегда, сном без сновидений. Как это хорошо, спать и не видеть сны, если, конечно, все эти кошмары можно назвать снами. О Боже, как хорошо заснуть и больше не просыпаться в холодном поту, навстречу терзаниям неискупимой вины.

Поставив бутылочку на место, она протянула руку к большой фотографии в кожаной рамке. Секунду поколебавшись, взяла ее и впилась глазами.