Линда Ховард - Азартная игра

– То есть он не знает, кто ты?

Она покачала головой. Всю свою жизнь страх и беспокойство она держала глубоко в себе, а теперь, казалось, не могла остановиться, не высказав все.

– Мама забрала Маргрэту и ушла от него прежде, чем я родилась. Я никогда с ним не встречалась. Она была на пятом месяце беременности, когда сбежала.

– Что она сделала?

– Ей удалось затеряться. Америка – большая страна. Мама все время находилась в движении, меняя имена, оплачивая счета наличными, взятыми из его сейфа. Когда подошло время родов, она решила рожать меня одна в комнате мотеля, которую сняла на ночь. Но я все не появлялась, схватки продолжались, и она поняла, что что-то пошло неправильно. Маргрэта была голодна и испугана, плакала. И поэтому мама позвонила 911.

Ченс накрутил на палец прядь ее золотистых волос.

– Что-то действительно пошло не так?

– Я шла ножками вперед. Ей сделали кесарево. И, когда у мамы спросили имя моего отца, она еще не пришла в себя после действия лекарств и даже не подумала о том, чтобы придумать какое-нибудь другое имя, она просто проговорилась. Так я попала в систему, и так он обо мне узнал.

– С чего ты решила, что он знает?

– Однажды меня почти поймали, – Санни вздрогнула, и Ченс еще крепче прижал ее к себе. – Он послал троих мужчин. Мы были... в Индианаполисе, если не ошибаюсь. Мне было пять. Мама купила старый автомобиль, и мы куда-то ехали. Мы все время находились в движении. Жили в тесноте, как в коробке, вечно в дороге. Мама увидела, как они вышли из своих машин. Она давно научила нас, что делать, если она когда-либо скажет нам бежать. Она вытащила нас из автомобиля и закричала: «Бегите!». Я побежала, а Маргрэта заплакала и ухватилась за маму. И поэтому маме пришлось убегать вместе с Маргрэтой. Двое мужчин направились за ними, а один - за мной, – она снова задрожала. – Я спряталась в переулке под каким-то мусором. Я могла слышать, как он зовет меня, его голос, мягкий, будто он пел. «Соня, Соня». Снова и снова. Они знали мое имя. Я ждала целую вечность, пока он наконец ушел.

– Как твоей матери удалось снова найти тебя? Или ее поймали?

– Нет, они с Маргрэтой тоже убежали. Мама хорошо усвоила уроки выживания на улице и никогда никуда не ходила, не разузнав прежде пути отступления.

Он знал, на что это похоже.

– Я затаилась в своем убежище. Мама объяснила нам, что иногда, когда мы думаем, что они ушли, плохие люди остаются, выслеживая нас, ожидая, пока не увидят, откуда мы выходим. Поэтому я подумала, что плохие люди могли наблюдать, и оставалась там, сколько могла. Не думаю, что это происходило зимой, потому что пальто на мне не было, но, когда наступила ночь, я замерзла. Мне было страшно, я хотела есть и не знала, увижу ли маму снова. И все-таки я не выходила, и наконец услышала, как она зовет меня. Мама, должно быть, заметила, куда я побежала, и вернулась назад, когда решила, что это безопасно. Все, что я знала, это то, что она нашла меня. После того, как все это случилось, мама решила, что для нас опасно и дальше оставаться рядом с ней, поэтому она стала искать кого-нибудь, кто мог бы удочерить нас.

Ченс нахмурился. Ведь документы об удочерении он обнаружил только на Санни.

– Одна семья взяла вас обеих?

– Да, но официально удочерили только меня. Маргрэту не стали, – ее голос был нежен, – Маргрэта... помнит кое-какие события. Она потеряла все, кроме мамы, и, думаю, поэтому цеплялась за нее сильнее, чем я. Ей было тяжелее адаптироваться, – она пожала плечами. – Благодаря условиям, в которых я выросла, теперь я могу легко приспособиться практически ко всему.

Она имела в виду, что научилась ни за что и ни за кого не цепляться. Вместо этого она с ее легким характером искала радость и красоту везде, где могла. Ченс крепче прижал ее к себе, позволяя ей ухватиться за себя.

– Но... ты сказала, что он пытался убить вас. Кажется, будто он лишь пытался вас вернуть.

Она покачала головой.

– Он пытался вернуть Маргрэту. Он не знал меня. Я была лишь средством, которое можно использовать, чтобы заставить маму отдать ему Маргрэту. Это все, что ему и сейчас от меня требуется. Он хочет найти Маргрэту. Если меня поймают, то, когда он узнает, что я понятия не имею, где она, моя жизнь не будет стоить и цента.

– Ты не знаешь? – ошеломленно спросил Ченс.

– Так безопаснее. Вот уже несколько лет я ее не видела, – неосознанная тоска по сестре прозвучала в ее голосе, – у нее есть номер моего сотового, и она звонит мне раз в неделю. Пока я отвечаю на звонок, она знает, что все в порядке.

– Но сама ты не знаешь, как с ней связаться?

– Нет. Я не могу сообщить им то, чего не знаю. Я много переезжаю, поэтому сотовый телефон стал лучшим выходом для нас. У меня есть квартира в Чикаго, самое крошечное, самое дешевое место, которое можно было найти, но я там не живу. Она больше для отвода глаз, чем для чего-либо еще. Если бы я и хотела жить где-нибудь постоянно, так это в Атланте. Пока же я слишком много разъезжаю. И редко где задерживаюсь больше, чем на одну ночь.

– Как он может найти тебя теперь, если у тебя другое имя? Если он не знает, кто удочерил тебя, то как мог бы это выяснить? – сам Ченс нашел Санни только из-за происшествия в Чикаго, когда портфель, который она должна была доставить клиенту, украли. Он тогда раскопал о ней все, что можно. И, задавая эти вопросы, Ченс знал, что «крот» в ФБР – а он, черт подери, обязательно выяснит, кто это, – скорее всего, провел такое же расследование. Но неужели он проник в базы данных так же глубоко, как Ченс, взламывая закрытые файлы с информацией об усыновлении? Легенда Санни, скорее всего, разрушена. Ченс спрашивал себя, поняла ли она это или еще нет.

– Не знаю. Но в одном уверена – я не могу позволить себе предположить, что я в безопасности, пока не услышу, что он мертв.

– А что твоя мама? И Маргрэта?

– Мама умерла, – Санни остановилась, и Ченс почувствовал, как она глубоко вдохнула, словно пыталась собраться с силами. – Они поймали ее. Она предпочла совершить самоубийство, чем выдать о нас какую-либо информацию. Мама говорила нам, что сделает это – и сделала.

Она замолчала, и Ченс дал ей время, чтобы справиться с болью, которую услышал в ее голосе. Наконец Санни продолжила:

– Маргрэта пользуется другим именем, но я не знаю, каким. У нее болезнь сердца, поэтому лучше, если она остается на одном месте.

Маргрэта жила вполне нормальной жизнью, подумал Ченс, тогда как Санни все время в движении, всегда оглядывается через плечо. И это она делает с самого рождения, именно так ее научили справляться с ситуацией. Но как насчет тех лет, которые они провели у Миллеров? Была ли ее жизнь нормальной хотя бы тогда?

Она сама ответила на эти вопросы.

– Я боюсь обзоводиться домом, – сказала она задумчиво, – ведь если остаешься в одном месте, то узнаешь людей, завязываешь отношения. А я не могу рисковать чьей-либо жизнью. Богу не угодно, чтобы я вышла замуж, завела детей. Если Хойер когда-нибудь найдет меня… – она осеклась, вздрогнув при мысли о том, что может сделать Хойер тому, кого она бы любила, в надежде получить нужные ему ответы.