Елена Арсеньева - Проклятие Гиацинтов

— Насчет вас я, думаю, не ошиблась? — повернулась Алёна к Смешарину. — Вам пообещали кругленькую сумму?

— Ты бы пожила десяток лет, зная, что своими руками кровь с рук Шторма отмывала, поглядел бы я на тебя, сучка говорливая, — с ненавистью пробормотал Смешарин. — Неужто и в самом деле веришь, будто все продается и все покупается?

— Извините, — тихо сказала Алёна и подумала, что давно не была так ошарашена, как сейчас. Уж на что в этой истории все могло свести с ума нормального человека, а все же признание Смешарина ее поставило в тупик. — Извините, я…

— Да черт с тобой, — буркнул Смешарин неловко.

— Ты сказал, твой брат потерял память, — повернулась Алёна к Илье. — Но на картинах… понимаешь, я обо многом догадалась именно благодаря им…

— Психиатры, лечившие его, оказались правы, — сказал Вишневский. — Они предрекали, что память вернется, если он даст себе волю в творчестве. Образ Евгении — это тоже было своего рода творчество, но главное — непрестанная работа, бесконечное препарирование своего искаженного мировосприятия. И однажды с памяти Женьки упала та пелена, что заволокла ее там, в пересыльной тюрьме… У него едва хватило сил какое-то время сдерживаться, притворяться… он невольно выдавал себя в своих картинах, а когда Коржаков все же был убит, он дал себе полную волю. Я не мог его удержать, он столько открыл о себе в картинах… разумеется, мне и в голову не могло прийти, что эту исповедь кто-то поймет… я не видел в этом никакой опасности.

— А никакой опасности в этом и нет, — пробормотала Алёна.

— В каком смысле? — настороженно глянул на нее Илья. — Что ты имеешь в виду?

— Мне нужно позвонить, — сказала Алёна. — Можно?

— Почему ты спрашиваешь? — удивился Илья. — А, понимаю. Да делай, что хочешь! Неужели ты думаешь, что или я, или Пашка на тебя набросимся? Все равно, я так понимаю, ты себя каким-то образом обезопасила? Так что, как пишут в детективах, наша игра проиграна?

— Минуточку, — уклончиво проговорила Алёна. — Я только позвоню.

Она набрала номер Бергера. Ответили немедленно. Тогда она знаком призвала Вишневского к вниманию и включила динамик.

— Александр Васильевич, — сказала самым виноватым тоном, какой только была способна изобразить. — Простите меня, умоляю вас!

— А что, уже настало время сказать последнее прости? — отозвался Бергер с какой-то странной усмешкой.

Вишневский и Смешарин настороженно переглянулись.

— Вы о чем? — насторожилась и Алёна.

— В общем-то, ни о чем особенном, — с той же интонацией проговорил Бергер. — Просто вам следует знать, что моя машина припаркована у ворот некоего дома в Слесарном переулке… у того самого дома, в котором сейчас находитесь вы, а также господа Смешарин и Вишневский. Я, видите ли, следил за вами, Елена Дмитриевна, а поскольку я также раздобыл ответы на некоторые из ваших вопросов, то понимаю, что вы сейчас можете находиться в весьма затруднительном положении. И стоит вам только сказать…

— Александр Васильевич, я могу только сказать, что очень жалею обо всех тех вопросах, на которые вам пришлось раздобывать ответы, — сказала Алёна. — Поверьте, я говорю это вполне искренне. Ситуация только на первый взгляд казалась такой… однозначной. На самом деле все в ней иначе. Совсем иначе!

— Я знаю, — холодно сказал Бергер. — Именно поэтому я пока и сижу в машине, а не выхожу из нее. Но вы уверены, что вам не угрожает опасность?

Смешарин протяжно вздохнул. Возможно, это был вздох сожаления, но в такие подробности Алёна вдаваться не стала. Для нее гораздо важнее было то, что Илья чуть заметно качнул головой.

— Я скоро уйду отсюда, — сказала Алёна. — Если хотите, можете подождать меня. Но все в порядке, честное слово.

— Ладно, посмотрим, — буркнул Бергер и отключился.

Некоторое время в комнате царило молчание:

— Почему? — наконец спросил Вишневский, глядя исподлобья.

Алёна легко пожала плечами:

— Не потому, что… не из-за тебя, я имею в виду.

— Я не столь самонадеян, — буркнул он.

— Вот и хорошо, — кивнула она.

Смешарин настороженно переводил взгляд с одного на другую.

— Так ты это, ментов с полдороги завернула, что ли? — проговорил наконец озадаченно.

— Да вроде того, — улыбнулась Алёна.

— Рисковая девка! — восхитился Смешарин. — Тогда тебе мотать отсюда надо. Потому что мы Лариску так запросто с полдороги не завернем.

— Ничего, я с ней сам поговорю, — сказал Вишневский.

— Я только хочу знать, — начала было Алёна.

— О чем?

Она покосилась на Смешарина.

— Павел Степаныч, — мягко сказал Вишневский. — Сделай милость, на минутку оглохни, а?

— Пойду Бухого на цепь посажу, — покладисто согласился Смешарин. — А то впустить он кого хочешь может, а вот выпустить — это вряд ли…

— Давай, обеспечь отступление передовых частей противника, — хохотнул Вишневкий.

Смешарин вышел. Алёна посмотрела, как он прикрывает за собой дверь.

— Илья, а… а твой брат знал, что это ты… — Она запнулась.

— Нет, — быстро ответил он. — Даже не подозревал. Он сам вызвался сделать это. Трое других его прикрывали. Он до сих пор убежден, что… Что это он осуществил свою месть. Но я не мог этого допустить, понимаешь? Довольно того, что меня не было с ним рядом, когда он попал в тюрьму. Грош цена мне — адвокату, юристу! — если я не смог спасти своего брата от страшной муки, а потом какое-то время работал на его мучителя. Я не знал, ничего не знал, но… это очень слабое оправдание. Поэтому я должен был взять на себя смерть Коржакова. Женька не допустил бы этого, конечно. И я просто подменил шприц.

— Что там было-то? — с любопытством спросила Алёна.

— Об этом лучше у Лариссы спросить, — ответил Илья. — Но я бы тебе не советовал углубляться в такие подробности. Какая, по сути дела, разница?! И вообще… тебе и правда пора!

— Да, пора.

В самом деле, вот-вот нагрянет Ларисса со своей свитой.

— Я бы тебя проводил, — сказал Илья. — Но мне надо еще как-то эту ситуацию разрулить. Убедить Лариссу, что ты не опасна, будет довольно трудно.

— Справишься?

— Да как-нибудь.

— Ну, удачи!

Алёна вышла на крыльцо. Полусонный Бухой даже ухом не повел в ее сторону, однако Смешарин стоял над ним с видом бдительного часового.

— До свиданья, — вежливо сказала Алёна и была удостоена в ответ угрюмого кивка.

— Ну что, подвезти вас? — неприветливо спросил Бергер, высунувшись из окошка скромной «Лады».

— Если можно.

Она как-то ужасно вдруг устала, честное слово.

Всю дорогу до ее дома они молчали, и Алёна снова и снова думала, что во всей этой истории есть нечто ирреальное. Вот, например, поведение Бергера…

— Что, не гожусь я на роль героя сериала «Закон и порядок»? — спросил он, словно внезапно заглянул в ее мысли. — Но я, знаете, еще во время своего самого первого дела понял, что закон и справедливость — это разные вещи, иногда и вообще не сопоставимые. Я тогда даже на время из органов уходил, настолько меня это потрясло. Понимаете? [Об этом можно прочесть в романе Елены Арсеньевой «Последняя женская глупость», издательство «ЭКСМО».]