Мэри Шелдон - Каролин и Каро

Каро развернула ее. За стеклом рамки на белом фоне лежало подлинное письмо Кэтрин Мэнсфилд, с датой — 1918.

Она осторожно провела рукой по стеклу. Словно какой-то знакомый ангел задел ее своим крылом.

— Я сохраню его на всю жизнь, — сказала она.

Дома она поместила это письмо рядом с тем медальоном, что подарил ей Тристан.

Отклики прессы были великолепны. “Тайме” назвала выступление Каро “гипнотическим”. “Пост” показала, что спектакль Каро далек от педантизма. “Вилидж Войс” причислил его к классике.

— Почему Кэтрин Мэнсфилд? — задавали ей вопрос все без исключения репортеры.

— Она нравится мне как писатель, — отвечала Каро. — И то, что она постоянно переделывала свою жизнь.

— А вы поступаете так же? — особенно настаивал один репортер.

Каро пару секунд молчала. Ей вспомнились дороги, по которым она прошла, начиная с ангелочка на облаке с рулоном туалетной бумаги до ванной комнаты отеля с неподвижным телом Тристана на полу.

— Иначе жизнь потеряет всякий смысл, — нашла она ответ. — Вы не согласны?

На второй неделе показа на спектакль пришли Бартон, Мэг и Адам. Это оказалось не лучшее ее выступление — она очень волновалась, зная, что отец смотрит на нее, а его оценка будет жесткой. После спектакля они поднялись к ней и сказали, как замечательно она играла.

Бартон взял ее за руки:

— Я очень горжусь тобой, Каро.

— Это лучшее из всего, что ты сделала, — обняла ее Мэг. — Как мы могли так долго с тобой не видеться?

Адам инспектировал все коробочки и флакончики на ее гримерном столе:

— Как ты думаешь, мне пойдут черные волосы?

Каро лишь улыбалась им всем.

Первый сезон уже заканчивался. Никто не сомневался, что возрождение спектакля неминуемо.

Однажды после дневного показа за кулисами появился Стивен.

— Все, наши гастроли полностью расписаны на лето. Мы объедем все Восточное побережье. — Чмокнув Каро, он добавил: — И это только начало.

Она вдруг почувствовала, как ее жизнь возрождается. Во всем виделось только начало. Она снова решила стать собой, не мамочкой Александра, а прежней Каролин.

Но что же придумать сейчас? Чем заняться?

Может быть, предложить Трине партнерство в “Тесном мирке”? Она могла бы вложить туда всю энергию, которая распирала ее. Что, если они с Триной начнут скупать на аукционах старые кукольные домики, игрушечную посуду и мебель и устроят свой музей таких миниатюрных предметов?

А может, ей следует плюнуть на кукол и начать посещать вечерние курсы и выучиться на архитектора, ей же хотелось этого с самого детства.

Каролин видела, как распускается ее цветок. И совсем не важно, что она еще не выбрала путь, по которому пойдет дальше.

Поздно вечером в воскресенье позвонила Зоэ. Наутро Каролин пошла в “Тесный мирок”. Подойдя к прилавку, она обняла Трину:

— Прости, Трина, я лечу в Калифорнию. Мама умирает.

Зоэ прилетела только на заключительный спектакль за два часа до начала. Каро собиралась встретить мать в аэропорту и сразу отвезти в театр, но Зоэ прикрикнула на нее чуть ли в ярости:

— Ты что, сошла с ума? Тебе следует гримироваться перед шоу, сосредоточиться и все прочее, а не толкаться в автомобильных пробках. Я непременно буду на месте вовремя, и ты уж, пожалуйста, покажи мне все, на что ты способна.

Каро, выйдя на сцену, поискала Зоэ взглядом, но та словно утонула в море других лиц в зрительном зале. Кэтрин произнесла первую хлесткую и шокирующую фразу. Тут же раздался смех. Звенящий, теплый смех Зоэ. Свой последний спектакль Каро отыграла как никогда. Это был лучший спектакль в ее жизни.

Зоэ зашла к ней в гримерную.

— Моя милая! Я так горжусь тобой! Это был самый чудесный вечер в моей жизни!

Но Каро не услышала этих слов. Она смотрела на мать. Перед ней стояла хрупкая, белая как мел старушка. Она поняла, почему Зоэ не прилетела на “Дерево, растущее в Бруклине”. Каро поняла, что с самого начала догадывалась.

Она сжала иссохшую руку матери.

— Почему ты мне не сказала?

Они вышли из кабинета врача.

— Всего хорошего. — Зоэ тепло попрощалась с регистраторшей. — Тебе очень идет новая стрижка, Ивонна.

Девушка просияла.

Каролин надеялась, что в холле ей станет получше, но напрасно. Она по-прежнему жадно хватала ртом воздух. Красные точки вспыхивали перед глазами.

В уголке она отыскала взглядом стул, опустилась на него, сжала голову руками, которые были холодны как лед.

Зоэ встревоженно склонилась над ней.

— Тебе нехорошо, дорогая? Может, нам стоит вернуться и попросить доктора заняться тобой?

— Нет. — Каролин заставила себя встать. Стыд жег ее. Она обняла мать.

— Прости. Такое больше не повторится. — Но в ушах ее все равно звучали слова доктора:

— Полгода… от силы год…

Они направились к выходу. Зоэ на полшага впереди, с легкой улыбкой на губах.

— Как там, у Марка Твена? — спросила она. — Слухи о моей кончине сильно преувеличены. Я жалею, что подвергла тебя такому испытанию, дорогая…

У Каролин сжалось горло. Она смотрела на мать — та беспечно улыбалась. Конечно, Зоэ притворяется. Невозможно поверить, что она так легко восприняла предсказание доктора. “Полгода… от силы год…”

— Хотя, разумеется, слышать подобное неприятно. Даже как-то тоскливо, — продолжала Зоэ. — Все эти доктора заведомые паникеры. А в придачу еще и зануды.

Она перехватила взгляд Каролин и рассердилась.

— Не хочу, чтобы ты так на меня смотрела. К лету я буду в полном порядке. Почему бы нам не поехать куда-нибудь? Что скажешь насчет Греции? Хочу показать Александру тамошние амфитеатры.

Каролин молча кивнула.

— Я позвоню в туристическое агентство, чтобы нам забронировали тур. А пока возвращайся в Нью-Йорк и спокойно живи, как жила.

На какой-то момент Каролин представила, что может вернуться к прежней жизни, открывать по утрам для первого покупателя игрушечный магазин, гулять с Александром в Центральном парке и кормить голубей.

— Нет, — заявила она как можно убедительнее. — Я уже успела забыть, как хороша Калифорния после холодного Нью-Йорка. Я слетаю на пару дней туда-обратно, улажу кое-какие дела, а потом мы заживем здесь вместе.

— Тебя слушать смешно, — фыркнула Зоэ. — Я не позволю тебе сидеть возле меня. Так поступают только дураки, а они все вымерли еще в прошлом веке. Подобная чепуха напрочь устарела. Она пахнет нафталином.

От того, что Каролин приняла решение, ей стало немного легче. Она даже смогла улыбнуться.

— Но я не иду ни на какие жертвы. Честно говоря, я все равно собиралась смотаться из Нью-Йорка рано или поздно. Этот город выжигает душу. Я с удовольствием поживу в Калифорнии. И Александру здесь, несомненно, понравится, — поспешила добавить Каролин.