Хизер Грэм - Жажда искушения

Марсел упал ей на руки, когда она открыла дверь.

Возможно, у него был нож. Возможно, она его спрятала. Как ранили самого Марсела? Тем же ножом? Может быть, нож был у Джины. Что, если она была в состоянии аффекта и первой напала на него, а Марсел убил ее, защищаясь? Вероятно, но только вероятно…

А может, просто сам Марк так чертовски устал, что ничего уже не соображает?

— Иди домой, приятель, — снова сказал Ли.

— Да. Пожалуй, пора. Ты скажешь мне, если…

— Я скажу тебе все, что буду знать сам.

— Звони в любое время. Хорошо?

— Иди домой. Если хочешь знать мое мнение, тебе действительно нужно выспаться. — Ли улыбался.

Он занимался своей мрачной работой всю сознательную жизнь, но, хотя ему было уже сорок, когда улыбался, становился похож на добродушного мальчишку-озорника. Ли повезло: в своем возрасте он сохранил густую, темную, блестящую шевелюру. Крепко сбитый, выносливый мужчина среднего роста, несмотря на свое призвание, остающийся одним из самых завидных женихов в городе. Они с Марком вместе проводили редкие свободные вечера, оба любили легкое бочковое пиво и джаз.

— Иди, — повторил Ли.

Марк согласно кивнул, закинул за спину пиджак и вышел.

Садясь в машину, он намеревался отправиться домой и сам не мог бы сказать, в какой момент передумал. Наверное, он вел машину на автопилоте и, прежде чем осознал это, свернул во Французский квартал.

Он возвращался к месту преступления.

Энн стояла под душем, пока вода не стала холодной.

У нее не осталось никаких сил, но спать ничуть не хотелось. Она собиралась остаться в больнице, но врачи все равно не позволили бы ей сегодня зайти в палату к Джону.

Она провела ужасную ночь, страх перед тем, что Джон может умереть, не отпускал ни на секунду.

Теперь она испытывала ужас, думая о том, что ждет его, если он останется жив.

То, что жизненные показатели Джона начали стабилизироваться, несколько ободрило ее, но она пришла в отчаяние, осознав наконец, что женщина мертва.

Женщина, которую рисовал Джон.

Женщина, с которой он был.

Женщина, которая у него была…

Нет!

Да куда же, черт возьми, подевалась вся ее уверенность? Уж знала-то она его по крайней мере лучше всех на свете! Он не был убийцей.

Но мне ведь неизвестны все обстоятельства, напомнила она себе.

Нет, Джон не убийца, ни при каких обстоятельствах. Она это знал а, и верила в него. Но тогда, в больнице, когда Джон схватил ее за руку, она не сомневалась, что он хотел прошептать ее имя, а он прошептал не его. Он прошептал…

Аннабелла.

Почему она не сказала этого копам? Потому что копы заранее считают Джона виновным и она не уверена, что это помогло бы ему?

Потому, вероятно, что это единственное, что даст ей возможность ему помочь?

Она дрожала.

Тот коп понял, что она лжет. А ведь предстоит снова встретиться с ним. И он опять будет настаивать.

— Я не должна ему ничего говорить! — прошептала она вслух.

Во всяком случае, ей так показалось. Она не была сильна в юриспруденции, но понимала: ее могут обвинить в том, что она препятствует следствию. Ну и черт с ними! Она никому ничего не собирается сообщать. По крайней мере до тех пор, пока не узнает, что состояние Джона улучшилось. Пока он не обретет возможность бороться за себя сам.

А если он никогда не обретет этой возможности?

Тогда за него будет бороться она.

Решено. Энн, дрожа, вышла наконец из-под душа, закуталась в поношенный махровый халат и прошла в гостиную. Поколебавшись немного, все же выключила свет. Уже настало утро. Раннее утро. Шторы на балконной двери были раздвинуты, и двустворчатая дверь раскрыта. Энн видела, как встает солнце, оранжево-золотое, прекрасное, льющее мягкий, радужный свет на ажурное литье балконной решетки. Навстречу свету нового дня начали раскрываться цветы. Как же столь прекрасный день может быть полон такой боли? Такой трагедии! Но вероятно, близкая смерть ее бывшего мужа не могла отменить великолепие восхода. Сколько красоты в картине смены ночи новым днем!

Она пошла на кухню, задержавшись по дороге у входной двери. Когда она вернулась домой, полиция уже закончила осмотр. Ей позволили смыть следы крови, оставленные Джоном, и свинцовый порошок, с помощью которого они снимали отпечатки пальцев. Придя домой, она повздорила с остававшимися там еще экспертами, поскольку не могла понять, зачем им брать образцы крови Джона с входной двери, если он залил кровью всю больницу. А также почему необходимо снимать отпечатки его пальцев — ведь никто не отрицает, что он здесь был.

— Такова процедура, — любезно, но твердо объяснил ей офицер. — Мы должны следовать правилам, какими бы нелепыми они ни казались.

— Но вы ведь уже все здесь осмотрели, — настаивала она.

— Да.

На площадке перед дверью оставили постового.

Для ее безопасности, как ей объяснили.

Прекрасно. Она действительно была немного напугана. Потому что тот коп с орлиным взором в одном точно прав: если Джон невиновен, а он наверняка невиновен, значит, на него и на девушку напал кто-то другой.

«Аннабелла».

Он прошептал это слово — название клуба, где работала Джина, где работали почти все его «дамы».

Я не делал этого, Господи, я этого не делал… Аннабелла…

Она поспешила в кухню и автоматически достала с полки кофеварку. Ведь было утро.

Я не спала, напомнила она себе. Энн была взвинчена до предела, ей не нужен был кофе, ей нужен был глоток вина.

Она достала из холодильника бутылку шабли, не стала утруждать себя хождением за изящным винным бокалом, а взяла простой стакан для воды, налила в него вина и вышла на балкон.

Я не делал этого, Господи, я этого не делал… Аннабелла…

— Я этого не делал, Аннабелла, — вслух выдохнула она. — Черт бы тебя побрал, Джон, — уже громче произнесла она, — почему ты не сказал мне хотя бы что-нибудь еще? Например, имя того, кто на тебя напал!

Она отпила большой глоток вина, потом, посмотрев через стекло стакана на узкую улочку внизу, увидела машину, припаркованную на другой стороне. Опершись на машину, стоял и смотрел на балкон Энн мужчина.

Не какой-то мужчина.

Тот самый.

Коп. Орлиный Глаз. Лейтенант Как-там-его.

Все ее тело обдала горячая волна, у нее перехватило дыхание. Она попыталась убедить себя в том, что этот человек не враг. Он — полицейский. Хороший парень.

Чушь! Он охотится за Джоном и не допускает мысли о его невиновности.

— Доброе утро, миссис Марсел, — крикнул снизу мужчина.

— Офицер, — она дала понять, что узнала его.

— Лейтенант, — вежливо напомнил он.

— Лейтенант.

Он улыбался. Хотя было раннее утро, его серые глаза скрывали солнцезащитные очки. Мужчина поднял руку и указал на стакан вина, который она держала в руке.