Сьюзан Ховач - Преступление во имя страсти

— А, это ты,— сказал он.— Миссис Вилли здесь? Я хочу поговорить с ней насчет приготовлений к торжественному обеду.

— Нет, она, похоже, куда-то ушла.

— Возможно, она отправилась в коттедж готовить завтрак для мужа.

Он равнодушно посмотрел на кастрюлю с овсянкой, потом уставился через окно на внутренний дворик. Рэйчел смущенно выжидала, испытывая желание убежать, но боясь показаться невоспитанной и грубой. Она уже встала со стула, когда Чарльз внезапно произнес:

— Я бы хотел поговорить с тобой. Ты не возражаешь, если мы немного прогуляемся в сторону болот?

Рэйчел удивилась.

— Да... да, если ты хочешь, Чарльз,— выговорила она.— Ты хочешь отправиться сейчас?

— Если ты не против.

— Нет, разумеется, нет. Я сбегаю наверх и возьму плащ.

В доме по-прежнему было тихо, на втором этаже тоже никто не появлялся. Зайдя в свою комнату, она нашла плащ, набросила его на плечи. Гадая, что хочет сказать ей Чарльз, она спустилась к нему на кухню. Он по-прежнему стоял у окна, засунув руки в карманы. Когда девушка приблизилась к нему, он повернулся.

— Готова? Она кивнула.

— Хорошо.

Он вывел ее на улицу; прохладный ветерок с моря обдувал щеки девушки, вышедшей на солнечный свет. Рэйчел сделала глубокий вдох, наслаждаясь свежестью бриза, и последовала за Чарльзом через двор в северном направлении, мимо коровы, щиплющей невысокую траву, и свиноматки с шестью поросятами. Возле коттеджа, где жил егерь Вилли с женой, рос картофель и тянулись грядки с капустой. Чарльз поднимался к болотам и скалам, возвышавшимся над полосой песка.

— Я хотел покинуть дом,— сказал он,— чтобы нас никто не смог подслушать.

Вспомнив, как она сама подслушивала вчера вечером, Рэйчел мгновенно покраснела; к счастью, Чарльз шагал впереди и не заметил реакции девушки. Они шли до тех пор, пока не поднялись на ровную скалистую поверхность. Слева от них шумело море, волны обрушивались на берег, справа высились ближайшие горы, их голые каменистые склоны поблескивали сквозь прозрачный воздух. Перед ними возникли уложенные по кругу камни — следы стоянки древнего племени. Чарльз выбрал один из камней и сел на него.

— Хочешь сигарету, Рэйчел?

— Нет, спасибо.

Он закурил у нее на глазах и бросил спичку во влажную траву. Она вскоре потухла, испустив напоследок тонкий дымок. Спустя мгновение Чарльз произнес:

— Почему Десима пригласила тебя сюда?

Рэйчел стала лихорадочно искать убедительное объяснение.

— Я... я ее старая подруга... думаю... она захотела увидеть меня снова перед днем своего совершеннолетия...

— Я в это не верю,— заявил Чарльз.— Я не хочу сказать, что ты лжешь, но, по-моему, тебя ввели в заблуждение. Ты так не похожа на Десиму, что я не могу представить ее желающей возродить школьную дружбу.

— Но...

— Десима не поддерживала контакта с тобой со дня свадьбы, верно? Почему она вдруг решила сейчас поступить так?

— Извини, Чарльз, но я не понимаю, к чему ты клонишь. Насколько мне известно...

— Но тебе известно очень мало, так ведь? — сказал он.— Ты практически ничего не знаешь.

Рэйчел с изумлением заметила, что его пальцы, державшие сигарету, дрожат. Возникла долгая пауза.

Думаю, нет ничего удивительного в том, что у меня возник интерес к Ребекке. Она обладала качествами, отсутствовавшими в Десиме: интеллектом, темпераментом, умением слушать. Ее интересовала моя работа; Ребекка получала удовольствие от моего общества и — это было очевидно — восхищалась мною. Можешь представить, как все это подействовало на меня после нашей с Десимой жизни. Конечно, я не должен оправдывать себя, но Ребекка дала мне все, что мне недоставало в течение двух лет. Я потерял самоконтроль, здравый смысл, сдержанность, наконец, наблюдательность. Я даже не замечал, что Десима нравится Дэниэлу, что она решила пофлиртовать с ним. Я приучил себя не замечать проявления ее кокетства в Оксфорде, привык к тому, что большинство мужчин находят мою жену привлекательной. Если бы я и заметил что-то, то вряд ли бы отнесся к этому серьезно; я сам был слишком поглощен романом с Ребеккой, чтобы ясно видеть происходящее в доме. Десима увлеклась Дэниэлом и вскоре обнаружила, что он — крепкий орешек. Дэниэл оказался не похож на безусых первокурсников, кружить головы которым она привыкла в Оксфорде! Дэниэл не стал плясать под ее дудку, не позволил задавать тон в их отношениях. Дэниэл знал, чего он хотел; если Десима не желает играть по его правилам, он не собирался сдаваться и принимать ее условия!

— Значит, у Дэниэла ничего не было с Десимой,— у Рэйчел от облегчения внезапно закружилась голова.— Между ними так и не возникла близость.

Чарльз поднял брови.

— Нет, ты меня не поняла — наверно, я плохо объяснил тебе ситуацию. Десима хотела пофлиртовать с Дэниэлом для удовлетворения своего тщеславия и ради забавы — другими словами, планировала отношения, которые не дойдут по постели. Но Дэниэл не собирался лишь потешить ее самолюбие. Он взял дело в свои руки, навязал свои правила игры; застигнутая врасплох, Десима, несомненно, позволила ему сделать это.

— Но ты утверждал, что Десима холодна и бесчувственна! Я не верю, что она могла завести настоящий роман с Дэниэлом! Просто не верю этому!

— Моя дорогая, вчера ночью он сообщил мне о том, что они — любовники. Он сам сказал мне об этом.

Шум прибоя, казалось, приблизился. Пугающий рев заставил девушку инстинктивно отвернуться от океана, посмотреть на болота и изрезанные контуры гор.

— Вчера ночью, когда ты покинула холл, мы вернулись в кабинет. Дэниэл ясно дал понять, что ему все известно о нашем с Ребеккой романе; я был так слеп, что не догадывался об этом. Я рассердился на Дэниэла за то, что он делал прозрачные намеки в твоем присутствии, и сказал ему об этом в библиотеке. Тогда Дэниэл заявил, что тебе уже все известно — он видел, как ты подслушивала у двери. Он заметил, что любому человеку не составит труда догадаться о происходящем. Это, конечно, еще сильнее разозлило меня, и вспыхнула ссора. Время от времени Ребекка пыталась заступиться за меня, но он обрывал сестру; ей легче возражать Богу, нежели Дэниэлу. Он заговорил так, словно был прокурором, а я — обвиняемым.

Я пришел в такую ярость, что не воспринимал ни единого его слова. Затем я постепенно начал понимать, что многое из сказанного им справедливо, и расстроился еще сильнее. Он заявил, что я повинен в здешней обстановке и поведении Десимы, что я веду себя с его сестрой, как старый дурак. «Ты жалуешься Ребекке на то, что твоя жена тебя не понимает,— сказал он,— но много ли усилий ты приложил к тому, чтобы выправить положение? Похоже, ты закрываешь на все глаза и позволяешь Десиме поступать, как она хочет, а сам тем временем живешь в свое удовольствие. Ты плачешься о том, что любил свою жену и ничего не получал взамен, но что ты предложил ей, кроме чести носить твою фамилию и скучных развлечений, принятых в академической среде? Ты выражал протест против того, что Десима флиртовала в Оксфорде? Нет, ты, будучи человеком занятым, поворачивался ко всему этому спиной и испытывал тайную недобрую радость, наблюдая за тем, как она сначала кокетничает с поклонниками, а потом отшивает их! Ты самодовольно гордился своей красивой женой, полагая, что холодность Десимы послужит гарантом ее супружеской верности. Тебе грело душу то, что другие мужчины восхищались Десимой! Тщеславие мешало тебе увидеть, что она развлекается с другими, потому что ты сам не способен развлечь жену!»