Сьюзан Ховач - Преступление во имя страсти

— Похоже, я совершил ошибку.

Она недоуменно уставилась на Дэниэла; на улице поднялся ураганный ветер, дождь неистово захлестал по окну.

— Я ошибся в отношении тебя.

Он подошел к камину и замер, глядя на Рэйчел.

— Ты рассказала Чарльзу о нас с Десимой, да?

Загипнотизированная неподвижностью Дэниэла, напуганная его сдерживаемым гневом, Рэйчел произнесла:

— Рохан сказал Чарльзу. Я тут ни при чем. Это Рохан.

— Рохан или ты — это одно и то же, верно? Я долго гадал, за чем тебя пригласили в Рошвен, пока не понял, что это организовано К вистом. Он решил, что ты окажешься ему полезна,— так и вышло.

— Полезна? — растерялась она.— Я не понимаю.

— Не говори мне, что ты не знала о том, что Рохан увлечен Десимой и готов на все, лишь бы вбить клин между ней и любимым мужчиной, которым она может заинтересоваться.

— Я...

— Сначала он возненавидел меня, но был бессилен изменить ситуацию. К тому же ее усугубляло то, что Чарльз, поглощенный романом с Ребеккой, смотрел сквозь пальцы на происходящее между мной и Десимой! Поэтому Квист задумал выписать сюда человека, которого он мог бы использовать; он решил, манипулируя им, стравить нас четверых в надежде, что результатом этого станет примирение Десимы и Чарльза, а также мое изгнание из Рошвена. Именно это и произошло.

— Все это неправда! — громко возразила Рэйчел, борясь с паутиной, в которую попала.— Меня пригласила сюда Десима — Рохан тут ни при чем! Ни при чем! Это сделала Десима, Десима, Десима! Как ты не понимаешь? И Рохан вовсе не увлечен ею — это ты увлекся ею настолько, что тебе начали мерещиться нелепые планы и интриги!

— Похоже, ты ревнуешь,— сказал Дэниэл.— Я этого ждал. Ты сказала Чарльзу, что у Десимы роман со мной, а Квист подтвердил твои слова. Вдвоем вам удалось убедить слабого, поддающегося внушению Чарльза в том, что он обретет покой, лишь выпроводив нас с Ребеккой из Рошвена.

— Это неправда... неправда...

— Ты ненавидишь Десиму, верно? Желаешь ей смерти!

— Нет, я вовсе не...

— Ты зря тратишь душевные силы на ревность! Десима никогда не была моей любовницей и не является ею. Я обманул вчера ночью Чарльза, желая потрясти его... Он был так самонадеян, уверен в своей вечной правоте и в том, что жена никогда не изменит ему! Я понял, что он принял решение избавиться от нас; я был готов сделать что угодно, не боясь причинить ему боль, лишь бы стащить его с пьедестала, который он себе построил. Мне надоело смотреть, как он использует мою сестру, я устал от его лицемерия и самодовольства!

— Ты ненавидишь его, потому что он — муж Десимы?

— Десима мне безразлична! Я хочу одного — избавиться от нее, она представляет для меня опасность, угрожает моим планам. Если она заставит Чарльза использовать свое влияние в целях мести...

— Я тебе не верю,— нетвердым голосом сказала Рэйчел.— У тебя был роман с Десимой, а теперь ты подозреваешь, что она может предпочесть тебе Рохана — или даже Чарльза. Ты не привык к тому, чтобы женщина теряла к тебе интерес прежде, чем она сама наскучит тебе, поэтому ты позволил разыграться своему воображению...

— Ты не понимаешь, что говоришь.

— Я не верю, что у тебя не было романа с Десимой!

— Мне плевать, веришь ты или нет. Какое мне дело? Кто ты мне? Сначала я решил, что ты не похожа на других, но теперь вижу, что ты ничем не отличаешься от тысяч женщин — мелочных, ревнивых и скучных. Да пошла ты к черту! Отправляйся к твоему другу Рохану Квисту, с которым у тебя якобы платонические отношения, и расходуй свою глупую жалкую ревность на его увлечение Десимой Маннеринг; Бог свидетель, ни на что другое ты не годишься.

Он удалился так же невозмутимо, как и пришел, оставив после себя лишь шум дождя, барабанящего по подоконнику, и завывание далекого морского ветра.

Она вернулась в свою комнату. Захлопнула дверь и придвинула к ней кресло из-за отсутствия ключа. Задернула шторы, чтобы отгородиться от ненастья и безжизненного серого пейзажа. Потом легла на кровать в прохладном полумраке и принялась плакать до тех пор, пока у нее не заболело горло и распухли глаза. Лицо Рэйчел, красное от слез, горело, но вскоре ей стало холодно и захотела согреться у камина.

Она встала, спотыкаясь, подошла к нему, но там остался лишь пепел; в железном ящике лежала только пара маленьких поленьев. Дрожа всем телом, Рейчел раздвинула шторы и уставилась высохшими глазами на ландшафт. Дождь прекратился. Гроза стихла, но клочья облаков лепились к горам, сильный ветер с воем дул с океана.

Она снова вздрогнула. Возможно, в комнате Десимы есть дрова и спички. Вернулись ли Десима и Рохан с морской прогулки? Эта мысль снова напомнила Рэйчел о Дэниэле, и ее глаза наполнились слезами. Она попыталась сдержать их, но они потекли еще сильней; девушка отодвинула свою баррикаду, открыла дверь и вышла в коридор.

Там было тихо. Стараясь не всхлипывать, Рэйчел прошла в дальний конец коридора; приблизившись к комнате Десимы, она повернула ручку двери. В камине тлели угли; очевидно, Десима утром развела огонь, в комнате все еще было тепло и уютно. Рэйчел закрыла за собой дверь и заперла ее, потом опустилась на коврик перед камином, чтобы подбросить туда дров; через несколько минут языки пламени потянулись к трубе, и озноб начал отпускать девушку.

Она довольно долго сидела перед камином. Какое-то смутное беспокойство охватило ее душу — словно важная мысль была прервана насильственным путем и безвозвратно утеряна. Другие мысли Рэйчел были смутными, нечеткими, душевная боль и шок притупили прочие чувства. Она испытывала лишь острое ощущение потери, от которого не было лекарства. «Я никогда не любила его,— повторяла она снова и снова, обращаясь к самой себе — Это было лишь увлечение. Он прав, я заревновала, это глупо, нелепо. Он презирает меня».

Но она любила его. Робко потянулась к нему; ее страсть пересилила застенчивость, сдержанность, страх. Любовь была вырвана из ее сердца, сломана безжалостными руками и брошена ей в лицо — покалеченная, неузнаваемая, кровоточащая. Рэйчел испытывала чувство надломленности, унижения, душа ее болела; девушка не смела честно сказать самой себе, что влюбилась без памяти, всеми силами своей души. Она могла признаться себе лишь в тех искаженных страданиями эмоциях, которые Дэниэл отверг, швырнув их ей назад, и повторять, что она стала глупой жертвой своей наивности.

— Это было увлечением,— сказала она вслух, обращаясь к языкам пламени.— Я была дурой. Я никогда не любила его.

Ей казалось, что открытая кровоточащая рана, в которой пульсировала боль потери, никогда не заживет, что ощущение беды и: душевной пустоты останутся навеки.

— Я не была влюблена,— снова произнесла Рэйчел.— Я увлекалась. Совершила ошибку. Все это — ошибка.