Мэри Стюарт - Лунные пряхи

На мгновение я замерла, прислушиваясь. Ночь выдалась на редкость тихой. Из домика не доносилось ни звука, ни одно окно сюда не выходило. Сердце мое билось часто-часто, во рту пересохло.

Что-то шевельнулось возле моих ног, и я едва не вскрикнула, но тут же сообразила, что это всего лишь кот, выполняющий, как и я, некое секретное задание, но, судя по всему, ничуть не возражающий против компаньона в своих преступных деяниях. Он тихо мурлыкнул и принялся тереться о мои ноги, но, когда я наклонилась к нему, выскользнул из-под моей руки и исчез.

Что ж, придется мне, кажется, действовать в одиночку. Я глубоко вздохнула, чтобы унять сердцебиение, и через калитку вошла во двор.

Дверь в сарай, должно быть, справа. Я ощупью двинулась по направлению к ней, осторожно ступая по обломкам строительного мусора.

Где-то позади дома, через площадь, вдруг открылась дверь, и в возникшей полосе света рельефно проступил приземистый домик. Едва я успела отскочить назад, в тень штабеля дров, как дверь снова захлопнулась, полоса света исчезла, и я услышала торопливые шаги — сначала по дощатому полу, затем через площадь, по песку. Шаги приближались.

Стратос отправился проведать сестру. Если Колин здесь… если Стратос войдет во дворик…

Но он не вошел. Толкнув садовую калитку, он спокойно направился к двери дома. Она оказалась не запертой. До меня донесся щелчок замка, а затем приглушенные голоса. Софья, наверное, снова вынесла лампу из спальни, чтобы встретить его у двери, поскольку мне теперь опять был виден слабый отблеск света из-за темного силуэта дома.

Пришел он сюда не таясь, а значит, вряд ли замыслил что-нибудь дурное; однако рисковать быть замеченной им во дворе Софьи без малого в час ночи я не хотела. Если уж меня обнаружат, то пускай лучше на тропинке…

Судя по тому, что я успела здесь рассмотреть при свете дня, это была грязная, запущенная тропинка, проходившая между группками кипарисов и упиравшаяся в небольшой виноградник под отвесной скалой. Каким образом я объяснила бы свое присутствие здесь — этого я не знала, но, поскольку у Стратоса не было оснований в чем-либо заподозрить меня, я решила, что запросто отделаюсь извечной ссылкой на бессонницу и желание прогуляться в ночной прохладе. И хуже некуда, если меня поймают здесь, затаившуюся в засаде. Я быстро проскользнула сквозь калитку и очутилась на тропинке.

Там я остановилась в нерешительности. Одного беглого взгляда в сторону гостиницы было достаточно, чтобы понять: добраться туда незамеченной мне не удастся — свет, струившийся из двери домика, падал на стену сада, и я могла даже различить движущуюся тень Стратоса. Придется остаться на тропинке.

Неслышно ступая, я поспешила прочь от калитки и почти сразу же наткнулась на камень и едва не упала. И, не успев еще прийти в себя, услышала, как хлопнула дверь домика и Стратос торопливо зашагал к калитке.

Я замерла, отвернувшись в сторону. Оставалось надеяться лишь на то, что после яркого света глаза его не сразу приспособятся к темноте. В противном случае, стоило ему, огибая стену, посмотреть в эту сторону, как он непременно увидел бы меня.

Сжав руки в кулаки, я засунула их в карманы пиджака Франсис, в то время как мозг мой лихорадочно работал. Что я могла ему сказать? Какое правдоподобное объяснение изобрести для полуночной прогулки в столь неуютном месте?

И вдруг пришел ответ — пронзительный, мелодичный и громкий, — и донесся он из кипарисовой рощицы по ту сторону стены в виде песни соловья, неожиданно ворвавшейся в тишину. И сразу же показалось, что именно ожиданием этого пения и была проникнута вся эта тихая ночь. Я затаила дыхание. Трели, посвистывания и длинные рулады лились и журчали с черного кипариса. Птица, наверное, пропела целых две минуты, а я все стояла, благословляя ее, замерев в ожидании и прислушиваясь одним ухом к удаляющимся шагам Стратоса.

Соловей закончил свою песню. И тут же, не далее чем в десяти ярдах, я услышала позвякивание мелочи в кармане, а затем чирканье спички. Стратос остановился на углу и не спеша закуривал сигарету.

Пламя спички показалось неестественно ярким. Если сейчас он поднимет глаза…

Он запрокинул голову, собираясь насладиться первой затяжкой. Рука моя нащупала в кармане пиджака Франсис пачку сигарет. Я повернулась.

— Мистер Алексиакис?

Он резко дернул головой, спичка выскользнула из его пальцев на землю и потухла. Я направилась к нему, держа в руке одну из сигарет Франсис.

— Извините за беспокойство. Огонька у вас не найдется? А то я вышла без спичек.

— Ну конечно, мисс Феррис! Всегда рад услужить! — Он двинулся мне навстречу, зажег спичку и поднес ее мне. — Поздненько вы гуляете, а? Все осматриваетесь?

Я рассмеялась.

— Изучаю Агиос-Георгиос в ночи? Не совсем. Вообще-то я уже легла, но потом услышала пение соловья и решила выйти.

— Ах да, Тони говорил, что вы обожаете птиц. — Казалось, он держится совершенно спокойно, чуть ли не безразлично. Прислонившись плечом к стене, он махнул сигаретой в направлении кипарисов. — Вон там, да? Они всегда там поют, с детства помню. Теперь я их просто не замечаю. Говорите, сегодня пел один? Вообще-то для них еще несколько рановато.

— Да, только один, да и он, кажется, замолчал. — Я подавила зевок. — Пойду-ка я, пожалуй, спать. Такой длинный день был, но какой чудесный! Может, завтра…

Я резко осеклась, поскольку он вдруг жестом велел мне замолчать, будто какой-то звук насторожил его. Я тоже его слышала, но сообразила это не так быстро, как Стратос; несмотря на свой расслабленный, равнодушный вид, человек этот, должно быть, бдителен и проворен, как лисица.

Мы стояли у стены того самого сарая, который я собиралась обследовать. Он был сложен из крупных необработанных и небрежно подогнанных камней, между которыми имелись многочисленные щели. Звук, судя по всему, доносился сквозь одну из щелей, совсем рядом с нами — тихий, скребущий звук, затем едва слышное шуршание. Внутри Софьиного сарая что-то шевелилось.

Стратос замер на месте, вскинув голову. В неярком пламени его сигареты мне было видно, как блестят у него глаза.

Я быстро спросила:

— Что это?

— Мне послышался какой-то звук. Подождите.

«Колин, — в смятении подумала я, — это Колин…»

Но тут же поняла, что от страха совсем отупела. Будь это действительно Колин, Стратос знал бы это и уж наверняка не стал бы сообщать мне о присутствии мальчика в сарае. Но если в сарае кто-то есть, я знаю, кто это… Я даже не подумала о Ламбисе, который, вполне возможно, бродил неподалеку, ожидая наступления сумерек, чтобы приступить к детальному обследованию деревни; мысли мои сразу же обратились к Марку. Не было никаких оснований для такой уверенности, но я знала, что он там, по другую сторону стены, выжидает и прислушивается, стараясь не дышать, после того как выдал себя невольным движением; я представляла это столь же отчетливо, как если бы вдруг услышала его голос…