Тадеуш Доленга-Мостович - Дневник пани Ганки (Дневник любви)

— А кто его просит?

И тут же Яцек неожиданно, почти грубо выхватил у меня трубку и сказал:

— Позволь, это меня.

Я вышла в соседнюю комнату, однако оставила дверь открытой и хорошо слышала все, что он говорил. Но, к сожалению, Яцек был слишком осторожен. Кроме «да» и «нет», я не слышала ни слова. К тому же и разговор длился всего минуту или две.

Яцек подошел ко мне с преспокойным выражением лица и объяснил:

— Это секретарша Лясковского.

Наверняка врал. Да еще так бессовестно. Я едва сдержалась, чтобы не сказать этого ему в глаза. Но, пожалуй, Яцек и сам заметил, что не верю ему. Не потому ли он и попрощался так ласково и сказал, что будет скучать по мне. Сколько же неискренности в этих мужчинах!..

Как только машина отъехала от дома, я быстренько оделась и выбежала к такси. Нельзя было терять ни минуты. Когда такси остановилось у вокзала, я чуть не стремглав выбежала на перрон и, к счастью, успела встретиться с Яцеком. Он шел вдоль поезда за носильщиком с его чемоданчиками. Я внимательно присмотрелась к нему и заметила, как он каждый раз осматривается вокруг, видимо ища кого-то глазами. Вдруг обернулся и заметил меня.

Наверное, я очень забавно выглядела и так бестолково объясняла ему, какие именно чулки мне нужны, что Яцек смотрел на меня с нескрываемым удивлением. Потом, словно ничего не произошло, сделал запись в блокноте о чулках и снова оглянулся.

Я не выдержала и спросила:

— Ты кого ищешь?

— Да, — кивнул головой Яцек. — Со мной едет пан Мельхиор Ванкевич, и я боюсь, чтобы он не опоздал. У нас спальное купе на двоих.

К моему удивлению, оказалось, что он сказал правду. Перед самым отходом поезда действительно появился пан Мельхиор, немного запыхавшийся, но, как всегда, очаровательный. Он буквально засыпал меня комплиментами. Вот глупый вид я имела!..

Я прошла через все вагоны и не увидела ни одной женщины, достойной внимания. Нет, Яцек ехал без той. Я вернулась домой намного спокойнее. Около десяти позвонил дядя Альбин, я обо всем отрапортовала и узнала, что он тоже начал поиски.

Очень напряженный был день.

Этот Тото — настоящий кретин. Уверен будто весь мир вертится вокруг него. Мое волнение он объясняет тем, что его видели вчера в «Коломбине» с Мушкой Здроевской. Вот бы я стала еще ревновать к какой-то Мушке! А этот бестолковый еще извиняется и клянется, что его с ней ничего не связывает. Да пожалуйста, пусть себе имеет хоть сотню Мушек и с каждой по пять близнецов. Я так ему и сказала. Здесь у человека такая трагедия, а он о каких-то Мушках… К тому же она косоглазая.

Сегодня вместе с Тото и Рисем Платером завтракала в «Бристоле», а обедала в «Европе». Тото был очень рад. Он жизнь себе не представляет без застолья. Я чуть не засмеялась, потому что была уверена: он думает, что пошла с ним для того, чтобы отвлечь его от Мушки. В жизни не видела такого самоуверенного мужчины.

Я пристально разглядывала все вокруг. Если она живет в отеле, то, вероятно, и ест там же в ресторане. И в одном, и во втором действительно было довольно много молодых и красивых женщин.

Только теперь я поняла, какие большие трудности стоят передо мной. Меня даже одолевали сомнения, будет ли какая-то польза от дядиной помощи, хотя и имела возможность убедиться, что он не бьет баклуши. Сама ведь только что видела его в холле отеля. Он сидел, делая вид, что читает газету. К счастью, со мной он не поздоровался. Надеюсь, завтра уже зайдет ко мне. И дай бог, чтобы с какими-нибудь новостями.

Только этого не хватало! Своих забот достаточно, а тут еще эта Гальшка Корниловская! И надо же так глупо попасться! Прибежала ко мне взволнованная, возбужденная, когда я еще сидела в ванной. Я сразу догадалась, что здесь какие-то амуры, и спросила:

— Поссорилась с Павелом?

— Ох, милая, что ты говоришь! Ты же знаешь, как я безумно его люблю. И никогда, право, никогда ему не изменяла. И вот прошлым летом в Кринице. Сама не понимаю, как это произошло… Просто какая-то минутная слабость… Ты знаешь, у тебя прекрасная фигурка. Это все от массажа. А вот у меня нет на это ни минуты свободной, и Кароль уже ворчит, потому что платит массажистке, а она ежедневно уходит от меня без работы. Кароль стареет и становится скрягой. Но я не об этом хотела сказать. Так вот, в Кринице я подружились с одним молодым человеком… Знаешь, эдакое курортное приключение без последствий. Я даже не представляла, кто он такой. Хорошо одетый мужчина, такой представительный, спортивного типа. А танцевал как! Разве могла я подумать, что это какой-то ловелас!

— Ловелас?

— Ужасный!

— Какой-то жиголо?

— Нет, даже не то. Да и что мне в нем! Ты же знаешь, как я люблю Павела. А этот новенький подталкивает меня к измене. Я в ужасном положении. Ведь он прибрал меня к рукам и пригрозил, что расскажет обо всем мужу и Павелу.

— О, это уже неприятно, — заметила я. — А не требует ли он от тебя денег?

— Да что там деньги! Я согласна сто раз заплатить ему, но он влюбился в меня до потери сознания. Ты даже не представляешь, какой он безжалостный и жестокий. А хуже всего то, что Павел начинает следить за мной.

Я пожала плечами.

— Не понимаю тебя, дорогая. Если он и расскажет нечто твоему мужу или Павелу, ты же можешь все отрицать прямо ему в глаза.

— К сожалению, не могу, — вздохнула Гальшка. — Я допустила страшную оплошность. У него мои письма. Эх, если бы эти письма как-то отобрать у него, тогда — я свободна. Он буквально шантажирует меня ними. Что делать… что делать?

— Искренне сочувствую тебе, — сказала я и подумала, что мы с ней оказались почти в одинаковом положении. Но мое, конечно, намного хуже. Ах, если бы я могла ей обо всем рассказать! Тогда бы она знала, что такое настоящая драма.

Пока я одевалась, Гальшка стала просить:

— Дорогая, ну посоветуй, что мне делать. Это же просто ужас — жить в беспрестанной тревоге между трех безумно влюбленных мужчин. Не знаю даже, и что они нашли во мне особенного. Я ведь такая же, как и все. Разве что немного красоты…

— Ну, ты очень хорошенькая, — сказала я, хотя и терпеть не могу, когда кто-то так настойчиво напрашивается на комплименты. Мне хотелось добавить, что, очевидно, тем трем мужчинам весьма по душе кривые ноги. А они у Гальшки таки кривоватые. Но она смертельно обидится, если ей об этом сказать.

— Ты моя подруга, поэтому и относишься ко мне снисходительно. А я в последнее время все-таки подурнела. Вот и кожа портится. Пани Адольфина пользуется устаревшими рецептами. Придется, наверное, обратиться к твоей косметичке. Она очень дорогая?

— Очень, но уже лучшей в Варшаве не стоит и искать… А ты не пыталась выкрасть эти письма?

— Это все бесполезно. Он держит их под замком.