Сандра Мэй - Срывая маски

Машина лихо затормозила перед домом, и из нее вылез Жорж. Манон нахмурилась еще больше и решительно направилась к дверям.

— Что происходит, черт побери!

— Вы, собственно, кто… О Господи, Манон, любимая, нельзя же так пугать. Совершенно неузнаваема.

— Я тоже рада тебя видеть, но что ты здесь делаешь? По плану мы должны встретиться ночью, на дороге…

— Да, но у меня несколько поменялись обстоятельства, и потому я решил, что могу быть полезен здесь.

— Жорж, тебя тоже могут узнать, и тогда…

— Я не стану выходить из машины. И подстрахую тебя в конце операции. Привет, Жофре.

— Привет, красавчик. А позволено мне будет узнать, что это за изменившиеся обстоятельства?

— Да, действительно. Твоя подопечная подцепила ветрянку?

— Хуже. Она подцепила мужика.

— Ото!

— И уехала с ним из отеля.

— Жорж!

— Не волнуйся. Ей строго запрещено отлучаться из города без моего ведома, она это знает.

Наверняка они пошли в ресторан, потом в какой-нибудь дешевый отель…

— Но зачем? У нее номер люкс в «Манифике».

— Природу не обманешь. Эта маленькая шлюшка, должно быть, стесняется богатого отеля и даже горничных.

— Жорж, она не показалась мне вульгарной.

— Манон, вульгарность здесь ни при чем, скорее, дело привычки. Или ты думаешь, что она девственница?

— К черту девственность! До начала операции несколько часов, вы, оба! Я поехал к своим парням, Манон. Надеюсь, все будет в порядке.

— До встречи, Жофре.

Экипаж оказался шикарным. Кожаная коляска, мягкие рессоры, сиденья обиты плюшем, а под ними — маленький холодильник с соками и содовой водой и даже бутылкой шампанского, обложенной сухим льдом. Запряжены в экипаж были две лошади, одна — смирная чалая лошадка с пушистой челкой и кроткими глазами, вторая же — строптивая и нервная жемчужно-серая кобылка, косившая на прохожих безумным глазом и бившая копытом об мостовую. Хозяин экипажа то и дело охаживал дикарку хлыстом, на что лошадь ржала зло и заливисто.

Аманда, увидав происходящее, немедленно сделалась злой, словно оса. Сунула Нику в руки сумочку и шагнула к экипажу.

— Эй! Что это вы делаете с лошадью?

— Мадам, она у меня недавно, ее еще надо учить…

— Это вас надо учить, хотя и поздновато.

Какое варварство! Хлыст! Да она же боится, оттого и бесится. Ну-ну, красотка, тише. Я не сделаю тебе плохого…

Ник с удивлением наблюдал, как его изысканная спутница умело и небрежно гладит разнервничавшуюся лошадь, не обращая никакого внимания на попытки той укусить чужачку; как деловито обходит упряжку со всех сторон, подтягивая какие-то ремни и пробуя, хорошо ли застегнуты пряжки.

Внезапно Аманда каким-то мальчишеским движением обернула юбку плотно вокруг колен и присела на корточки, причем было видно, что это движение далось ей совершенно без труда. Заглянув лошади под брюхо, девушка присвистнула.

— Ого! Да вы еще хуже, чем я думала. Вы били несчастную лошадь, а ведь она только пыталась вам пожаловаться на вашу же оплошность. Взгляните! Ремень перекрутился. Это причиняет ей боль, вот она и нервничает.

— Но ремень был слишком длинен…

— Это делается так, невежа.

С этими словами Аманда начала производить стремительные и совершенно непонятные для Ника действия с упряжью. В результате этих действий лошадь полностью успокоилась и стояла смирно, а хозяин в восхищении застыл, глядя на удивительную клиентку. Аманда вынырнула из-под лошади в районе паха и отряхнула руки.

— Поняли? Подпруги на крупе, потом грудные ремни, потом подбрюшник. В свое время я сама до этого дошла, опытным путем.

— Спа…сибо, мадам.

— Не за что. И прекращайте бить лошадей.

Они не слишком умны, бедняжки, но чертовски злопамятны. К тому же сейчас она была совершенно не виновата.

Ник с улыбкой подошел к Аманде.

— У вас столько неизвестных талантов, Аманда. Откуда вы так хорошо умеете обращаться с лошадьми?

— Я с ними, можно сказать, выросла. Поехали?

— Да, поедем. Вы расскажете мне о себе?

— С одним условием — вы тоже расскажете. И желательно правду. А не туфту… про балетную труппу.

Она была серьезна, но зеленые глаза смеялись, и Нику вдруг нестерпимо захотелось ее поцеловать. А потом рассказать все сразу — и про двадцать пять лет службы в полиции Манчестера, и про Мэри, и про красный страшный дом, и про вонючую лестницу… Про маленькую квартирку и безрадостные дни, про футбол, будь он неладен, и про то, что впервые за много лет он не чувствует себя старой развалиной…

— Согласен. Почему-то мне с вами очень легко, Аманда. Хотя я вам…

— Ой, только не говорите эту ужасную фразу «В дедушки гожусь»! Моему дедушке семьдесят восемь, а его нынешней жене двадцать три. И сыну три года. Моему, стало быть, дяде.

— А вам? Или это бестактный вопрос?

— Пока еще нет. Мне восемнадцать.

Нику сразу стало грустно. Будь ей хотя бы двадцать пять… Нет, как ни крути, а он все-таки — старая развалина.

— Понятно. Мне сорок три. И про балет… В общем, сложная это история, с балетом.

Нику Картеру очень хотелось все рассказать зеленоглазой девушке, однако инспектор полиции Картер тоже не дремал.

Минуточку! А кто сказал, что она невиновна? Вряд ли ее появление в Париже можно считать простым совпадением. Тогда — она одна из них. Одна из банды мадам Жорж. Сообщница.

Конечно, статья ей вообще вряд ли светит, потому что ни одно законодательство не запрещает одному человеку быть похожим на другого.

Но если докажут, что Аманда Моретти знала о предстоящем ограблении…

Тогда ее посадят в тюрьму. Ненадолго, но вполне достаточно для того, чтобы она утратила сияние изумрудных глаз, научилась курить гашиш и драться до крови.

А он вернется в Манчестер.

И хорошо. И очень замечательно.

Ник посмотрел Аманде прямо в глаза и сказал спокойно и доверительно:

— Понимаешь, сестренка, такое дело. Балет — это временное явление. Просто надо пересидеть.

В принципе-то я коммерсант, но сейчас временно на творческой работе.

Разочарование мелькнуло в ее взгляде короткой вспышкой — и сразу погасло. Аманда холодно кивнула.

— Бывает. Вот и я тоже — жила себе в замке деда, ничего не делала, на золоте ела. Тут он взял и женился — на молоденькой. Невмоготу мне стало с бабачехой…

— С кем?

— Ну, это как мачеха, только от бабушки. Ведь она жена деда.

— Понятно. И что дальше?

— А ничего. Забрала я свою долю и уехала в Париж, прожигать жизнь.

— Ясно. Значит, из аристократов.

— Ага. Из них. Но это — временное, как ты говоришь, явление. Скоро я скачусь по наклонной плоскости и пойду по кривой дорожке.

Ник ухмыльнулся. Язык у Аманды работал хорошо… и еще она за что-то на него злилась.

— Здорово. Вот как пойдешь, так и я стану для тебя приличной компанией.