Энн Стюард - Черный лед

— Тогда солги еще что-нибудь получше. Скажи, что любишь меня.

— Тебе нельзя лгать, Хлоя, — ответил он. — Я люблю тебя.

Его слова дошли до нее не сразу. А потом, разумеется, она им не поверила — он видел это по сомнению в ее прекрасных карих глазах.

— Я не должна была просить тебя, — с несчастным видом сказала она, пытаясь отодвинуться. — Просто забудь…

Он так резко рванул ее обратно к себе, что она потеряла равновесие и упала на него, и тогда он обхватил ее лицо ладонями и держал так неподвижно, вглядываясь в ее глаза. Печальные, бесхитростные, болезненно искренние глаза.

— Я люблю тебя, Хлоя, — повторил он. — И ничего опаснее со мной случиться не могло.

— Я ведь не из тех, кто хочет тебя убить, — прошептала она.

— Сегодня — может быть, и нет. — Он слабо улыбнулся. — По крайней мере, это некоторая перемена в наших обычных отношениях. — Он легонько поцеловал ее, затем оттолкнул от себя.

Он не собирался давать ей возможность сказать еще хоть слово, задать хоть один вопрос. Он не жалел о том, что признался, — если он умрет, будет жаль, если он это скроет от нее. Она ему не поверила. И он не мог понять, что почувствовал при этом — облегчение или досаду. Наверное, она считает, что он солгал ей и признался в любви исключительно по причине собственного мягкосердечия. Даже после всех тех дней, что они провели вместе, после всего сделанного им и виденного ею, она еще думает, что он способен лгать из сострадания. Но состраданию не было места в его жизни, а ложь для него — всего лишь один из способов добиться того, что нужно.

Они быстро оделись в темноте. Из комнаты не было видно, начало ли светлеть небо — рассвет должен был наступить около шести утра, но вскоре он разольется над холмистым горизонтом. И непонятно было, прекратился ли снегопад. Монике наверняка хотелось покончить со всем до того, как наступит день, и она с компанией должна была находиться где-то неподалеку. У Бастьена не было ни единого доказательства, но инстинкты его работали на полную мощность.

Он оставил свет у входа — обычный свет в пустующей усадьбе, который хозяин зажигает для того, чтобы отпугнуть грабителей. Свет погас, и мгновение спустя послышался приглушенный взрыв. Он почувствовал холодное удовлетворение.

— Они пришли, — пояснил он. — И у них, похоже, минус один.

— Ты о чем?

Он не видел Хлою в теперь уже полной тьме, но расслышал слабую нотку страха в ее голосе, нотку, которую она пыталась от него скрыть.

— Я устроил в системе безопасности маленькую диверсию. Я знал, что они попытаются отключить ток, но тот, кто в действительности сделал это, больше уже ни на что не способен. Остается Моника и максимум еще четверо.

Хлоя не спросила у него, откуда он это знает, — просто приняла как должное. Если она сумеет сохранить это неестественное для нее послушание, они, возможно, получат дополнительный шанс в бою.

Она опять натянула на себя бесформенные тряпки, и все же он видел под мягким флисом сильные и чистые линии ее тела, как будто способен был видеть сквозь ткань. Женщина не должна выглядеть так сексуально в мешковатой домашней одежде. Женщина не должна выглядеть так сексуально, когда столько людей с таким упорством стараются ее убить.

Прозвучал второй приглушенный взрыв, и от яркой вспышки в комнате шарахнулись тени. Он вновь смог увидеть ее лицо, настолько тревожное и неуверенное, что ему опять захотелось ее поцеловать.

— Что это было?

— Гостевой домик. Они превосходно информированы и знают, что именно там ты должна была находиться. Надеюсь, их стало еще на одного меньше, но утверждать это не могу.

— Гостевой домик горит? — вскрикнула Хлоя, бросаясь к окну. — Там все, что я берегла…

Он поймал ее за запястье и оттащил в тень. Моника и ее наемники наверняка распределились вокруг дома и наблюдают за окнами, высматривая признаки чьего-либо присутствия. Малейшего движения будет достаточно.

— Планы меняются, — произнес он. — Я должен уйти.

Она уставилась на него, не понимая:

— Ты должен уйти? Ты меня покидаешь?

— Ты только стеснишь меня. Пока я буду охотиться на них, ты должна прятаться. Будет лучше, если мне не придется в это время беспокоиться еще и о тебе. Если у меня все получится, я за тобой вернусь.

— А если нет?

— Тогда, моя радость, прощай. Я отправлюсь прямиком в ад и не рассчитываю тебя там встретить, — горько пошутил он.

— Значит, мы не расстанемся.

Чего-то подобного он и ожидал. Хлоя была полностью одета, за исключением обуви, на лице застыло знакомое упрямое выражение, и он знал, что у него есть одна, и только одна, возможность сберечь ее жизнь.

В затемненной спальне ему было достаточно легко незаметно достать то, что он припрятал здесь раньше. Он знал ее лучше, чем она сама, знал, что она будет протестовать, и был достаточно безжалостен, чтобы сделать то, что нужно было сделать. Он подступил к ней во тьме, и в первый раз она не вздрогнула, не отступила. Она бы поцеловала его, если бы он попросил, она бы сняла одежду и вновь легла в постель — и как же он хотел, чтобы все в жизни было так просто! Но нет, не было.

— Прости, любовь моя, — пробормотал он, погладив ее по щеке. И прежде чем она сообразила, что происходит, он одним движением залепил ей рот клейкой лентой, а когда ее руки взметнулись, чтобы оттолкнуть его, поймал их и обмотал веревкой. Теперь она уже боролась в полную силу — но он был гораздо сильнее и больше и быстро связал ее, опрокинув на пол, не обращая внимания на то, как она выкручивалась. Ему не было необходимости глядеть ей в глаза, он и так знал, что в них бушует ярость. Может, это поможет ей избавиться от мыслей о нем.

Он поднял Хлою и поставил на ноги, и она попыталась ударить его связанными руками, но только потеряла равновесие, и он подхватил ее прежде, чем она упала. Ему бы следовало ударить ее, нокаутировать, но он не мог заставить себя проделать это с ней еще раз. Даже если это фактически означало проявить к ней милосердие.

— Не сопротивляйся, Хлоя, — прошептал он ей на ухо. — У меня нет выбора. Когда я покончу с ними, приду и освобожу тебя. Если же нет, то кто-нибудь найдет тебя вскоре. Пусть только это будет не Моника.

Она была не в состоянии его услышать, да он на это и не рассчитывал. Он поднял ее, перебросил через плечо, как мешок с картошкой, и покинул комнату, тень из теней в преддверии рассвета.

Хлоя перестала бороться, устроив маленькую передышку, но ровно до тех пор, пока не осознала, куда именно он ее несет. Вниз по лестнице, где двумя маршами ниже скрывалась чернильная темнота подвала. Бастьен почувствовал, как по ее телу заходили волны крупной дрожи, когда ею вновь овладела клаустрофобия, но не обратил на это внимания. Всегда есть цена, которую приходится платить. Но когда он открыл дверь в подвал, которую взломал раньше, она стала изворачиваться с такой силой, что он не удержал ее, и она с приглушенным воплем рухнула на бетонный пол.