Наталия Орбенина - Адвокат чародейки

– Розалия! – он быстро заговорил, захлебываясь словами. – Розалия, я сделаю для вас все мыслимое и немыслимое! Я сверну горы, только бы не видеть вас такой несчастной! Я заставлю Боровицкого выполнить свой долг!

– Сережа! – Розалия потянулась к юноше и взяла его за руку. Он с отчаянием сжал ее, не будучи в силах вымолвить ни слова. Девушка смотрела на него с великой печалью. Она не могла помочь ему утолить его боль, ибо сама была этой болью.

– Я поеду снова к нему, я поговорю с ним, и тотчас же!

Сергей двинулся к двери, девушка хотела встать, чтобы проводить его до двери, но вдруг охнула, и лицо ее перекосилось.

– Что с вами? – испугался Сергей.

– Словно нож воткнули в спину, – простонала Розалия. – Ох, как больно!

– Вероятно, вы сильно ушиблись о камни, – сокрушенно произнес Сережа. – Сейчас я позову маму, она придумает, как вам помочь.

У Боровицких Сережу встретили суетой и радостным переполохом. Прибыли Гнедины! По этому случаю Анатоль чудесным образом исцелился, и в доме все засияло и засверкало. Переменили занавеси, скатерти, вычистили ковры и диванные подушки. На обеденном столе красовались хрусталь и столовое серебро. Из кухни доносились божественные ароматы, а из гостиной плыли звуки рояля. Это Зина – по приказу матери – ублажала дорогих гостей музицированием, правда, не очень виртуозным. Сережа помялся на ступенях веранды. Как бы ему вызвать Анатоля из комнат и тихонько, без посторонних глаз и ушей, перемолвиться с ним словечком? Может, обойти дом и заглянуть в его окно, подать ему знак? Сережа уже решил, что поступит именно так, и стал спускаться со ступенек, как вдруг на веранду выскочил Анатоль, собственной персоной. Румяный, разгоряченный, он выбежал, чтобы сделать глоток прохладного воздуха, и оторопел, внезапно увидев товарища.

– Желтовский! Откуда ты тут взялся?

– Забежал тебя навестить и вижу, что ты жив-здоров. Что ж, я рад за тебя! Значит, в скором времени ты появишься у нас и заберешь Розалию Марковну?

– Погоди, погоди, друг, не спеши! – Анатоль перевел дух и вытер пот со лба. – Я хоть и на ногах, но еще не совсем здоров. Просто неудобно, знаешь ли, встречать таких гостей в раскисшем виде. Вот я и поднатужился и встал. Только дело вовсе не в этом.

Анатоль замялся.

– А в чем же? – Сережа подошел к нему вплотную и внимательно посмотрел в глаза товарищу.

– Глупая получается история, не знаю, как тебе и объяснить. Да я и сам не знаю, как в нее попал! Вот, Гнедины приехали… Они…

Анатоль переминался с ноги на ногу, и взгляд его стал заметно тоскливее. Пока он собирался с духом и подыскивал нужные слова, дверь веранды отворилась, и появилась среднего роста девушка, с пушистыми волосами, забранными вверх и подвязанными лентой, в легком летнем платье светло-голубого цвета.

– Ах, вот вы где, милый Анатолий Ефремович! – нежным голосом пропела барышня и с любопытством взглянула на незнакомого молодого человека.

– Вот тебе и ответ! – буркнул в сторону Желтовского Анатоль и громко сказал, обращаясь к девушке: – Таисия Семеновна, позвольте представить вам моего дальнего родственника, но очень близкого друга, Желтовского Сергея Вацлавовича.

Сережа поклонился и поцеловал мягкую маленькую ручку.

– Что же вы на веранде прохлаждаетесь? – Это вслед за юной гостьей в дверях показалась хозяйка дома. – Сереженька, как мило, что вы пришли! Однако я ведь и вашу маменьку приглашала!

– Она не может оставить больную, – последовал ответ.

Но Полина Карповна и не дожидалась его слов. Ее вовсе не интересовало, отчего кузина не пожаловала к ней. Нынче все ее внимание было сосредоточено на бесценных гостях. По этому случаю она надела свое самое нарядное платье, со вкусом убрала волосы, украсила уши и шею жемчугом. Выражение лица Полины Карповы тоже было необычным – его нельзя было назвать торжественным или радостным. Оно было именно особенным, сияющим, значительным. Вообще, по части выражения лица она была большой мастерицей и «надевала физиономии», как кофточки, подходящие к самым разным случаям.

– Пожалуйте в дом, сейчас мы сядем за стол, самовар уже поспел.

– Да я, собственно, на минутку забежал, я, пожалуй, пойду, – отнекивался Сережа, пятясь к выходу.

– Вот где все! – раздался чей-то голос, и на веранде появилось еще одно незнакомое лицо. Высокий представительный господин с холеным властным лицом, в светлом сюртуке.

Сережу представили господину Гнедину. Юноша затосковал. Ему совершенно не хотелось оставаться пить чай и вести светские беседы. Но ведь он так и не переговорил с Анатолем, что же он скажет бедной Розалии, которая места себе не находит, мучается из-за всей этой неопределенности? Понукаемый чувством долга, он поплелся вместе со всеми в столовую Боровицких. А там уже на столе пыхтел и свистел самовар, начищенный кухаркой до нестерпимого блеска, так, что в него можно было наблюдать отражения лиц присутствующих. Сережа невольно улыбнулся. Ему припомнилось, как они корчили рожи и смеялись, увидев в пузатых боках самовара свои искаженные лица… Неумолимый самовар преобразил до неузнаваемости даже прекрасное лицо Розалии. Наверху, на конфорке самовара, пристроился фарфоровый чайник с ярким петухом на пузатом боку, и из его носика выплескивались и с легким шипением испарялись капли горячей воды.

Сережа почти не прислушивался к застольному разговору. Он краем глаза наблюдал за Таисией и Анатолем. Девушка словно светилась изнутри из-за своих чувств к молодому человеку. Боровицкий же, смущаясь присутствием Желтовского, был сам не свой. Он неуклюже шутил, отводил глаза, а потом и вовсе смолк.

– А ведь я знал одного Желтовского, наверное, и матушку вашу тоже знавал, – произнес Гнедин, обращаясь к Сереже. – В молодости я служил в Варшаве.

Сережа встрепенулся. Наконец-то он нашел хотя бы еще одного человека, знакомого с его отцом! Он на мгновение отрешился от мрачных дум и с вдохновением воскликнул:

– Это просто замечательно! Должно быть, и на вас он тоже произвел сильное впечатление! Ведь он был таким образованным, передовым, начитанным человеком! Матушка без конца рассказывает мне о нем! Какое несчастье, что он так рано покинул этот мир! Я уверен, что, проживи он еще хотя бы несколько лет, несомненно, он совершил бы нечто величественное для блага Отечества!

Гнедин выслушал слова юноши с каким-то странным недоумением во взоре и почему-то не пустился в дальнейшие воспоминания. Сережа замолк на полуслове и вновь замкнулся в себе. Полина Карповна внимательно следила за всеми разговорами за столом и отметила про себя эту непонятную недоговоренность.

Уже после чая она подошла к гостю и тихим голосом спросила: отчего он не пожелал рассказать юноше о его столь славном отце?