Ширли Конран - Дикие

Анни знала, почему Гарри передал управление своей любимой лодки Дюку с такой готовностью.

Гарри продвинулся вперед, чтобы занять место Дюка подле Анни. И он прошептал:

— Ты избегаешь меня.

Солнце зажгло красные искорки в волосах Анни, когда она покачала головой. «Не знаю, что она делает с собой, — подумал Гарри, — но она выглядит, как прежде».

«Конечно, я избегаю тебя», — думала Анни. Гарри никогда не прекращал давить на нее при каждой их встрече. Слава Богу, Дюк ни о чем не подозревает. Это было так несправедливо со стороны Гарри. В конце концов, он же только поцеловал ее один раз, много лет назад. Большинство мужчин уже забыли бы об этом.

Это случилось, когда Гарри работал в Питтсбурге и проводил рождественские каникулы вместе с семьей Анни в их лыжном шале в Аллегениз.

Когда они взяли его с собой кататься, Гарри оказался новичком. Анни до сих пор помнила тот первый день, когда она кричала ему, чтобы он больше сгибал колени и съезжал со склона, а он спрашивал, под каким углом. Когда они все сказали ему, как хорошо у него получается, Гарри только пожал плечами и заявил, что гравитационная ситуация была очень схожей с ездой на мотоцикле. В первый же день он одолел спуск для начинающих, а к концу недели уже съезжал с самых крутых склонов, после чего все девушки на курорте неожиданно обратили внимание на этого блестящего нового лыжника. Но Гарри никак не реагировал на проявленный к нему интерес.

Однажды, когда они с Анни заканчивали свою лыжную прогулку, пошел снег. Анни упала и услышала треск лыж Гарри, когда он подкатил к ней. Он протянул ей лыжную палку и помог подняться. Потом он наклонился вперед и губами снял снежинку с носа Анни. Они молча посмотрели друг на друга, и Гарри обнял ее. Руки Анни, в варежках, все еще сжимающие лыжные палки, тоже обхватили его палку. Колени ее подогнулись, она потеряла равновесие, и они оба упали в снег и лежали в объятиях друг друга.

Анни до сих пор не могла понять, как она могла ощутить такую обжигающую страсть, когда на ней было три слоя одежды, шерстяная шапочка и шарф, почти закрывающий нос. Она надеялась, что ее лыжи не соскочат, потому что это был единственный способ спуститься с горы. А потом она перестала думать о том, сможет ли она вообще спуститься в долину.

Они оторвались друг от друга, только когда соскочили лыжи Гарри. По счастью, кожаный ремень зацепился за его щиколотку. Они оба обнаружили, что почти стемнело и им надо поторапливаться. Анни никогда еще не ехала так плохо и не чувствовала себя такой возбужденной, как во время этой поездки на лыжах в сумерках, спускаясь вниз по тихой белой горе позади Гарри.

В ту ночь она не могла заснуть. Среди ночи ее рассержанная сестра пожаловалась:

— Анни, перестань бегать пить и ложись в кровать. Честное слово, словно спишь в одной комнате с медведем.

На следующее утро у Анни поднялась температура и она провалялась все праздники в кровати с гриппом, бредя о том, может ли она одновременно любить двоих мужчин. Ее мать оставалась с Анни до конца болезни; ко времени возвращения в Питтсбург у Анни дважды не приходили месячные (она надеялась, что катание на лыжах исправит это), и у нее не осталось выбора, кого из двоих ей любить. Ее старший сын был на подходе.

Вода мягко плескалась за бортом «Морской ведьмы». Волосы Анни развевались на ветру, когда она временами бросала взгляды на Гарри. Он не был человеком, выделяющимся в толпе, и был лишен очевидной привлекательности. Под сломанным, с горбинкой, носом находился широкий рот с приподнятым левым уголком, а его высокие выделяющиеся скулы и впалые щеки вызывали у матери Анни желание подкормить его. Гарри не был отчаянным и не заставлял трепетать сердца, в нем ничего не было от романтики, но он был рассудительным, добрым и заботливым — просто хороший парень. Если бы он не был так настойчив в своей смешной привязанности, Анни уже давно позабыла бы его, так, по крайней мере, она всегда себе говорила. Ей хотелось забыть то, как она себя чувствовала, когда однажды на Пасху Дюк неожиданно привез с собой Гарри, и в душе Анни все перевернулось. Все ее тело дрожало, как тогда, очень давно, в заснеженных горах. Анни ужаснулась этому физическому предательству. Ничто не должно омрачать ее семейную жизнь, говорила она себе. Поэтому она отвела Гарри в сторону, прошлась с ним в конец сада, якобы показать ему новые Каннигхэмские белые розы, которые она посадила вдоль аллеи, но на самом деле, чтобы попросить его прекратить всю эту ерунду. Гарри был динамичным международным бизнесменом и должен забыть все эти подростковые глупости. Гарри кивнул:

— Ты права, Анни. Много лет я повторял себе все, что ты только что сказала. И я никогда тебе ничего не говорил против Дюка. Но ты не безразлична мне, Анни, да и мальчики твои почти взрослые.

Он шагнул к ней, и она упорхнула обратно в дом. Волны плескали вокруг «Морской ведьмы». По левую сторону от Анни возвышались небоскребы Сиднея, как декорации для снующих по морской глади яхт. Гавань была такой огромной, что ей не видно было конца и нельзя было точно определить ее очертания. Гарри сидел достаточно близко к Анни, и она ощущала его плечо, руку и худощавое бедро, плотно прижатые к ней. Она слегка подвинулась. Гарри сделал то же. Анни быстро взглянула на нос яхты, но на них никто не смотрел. Кэри и Эд любовались холмами и бухтами северного Сиднея.

— ТЫ избегаешь меня, — мягко повторил Гарри.

— Если ты не перестанешь, — сердито прошептала Анни, — я расскажу Дюку.

— Не о чем рассказывать, — тоже шепнул Гарри. — Я просто жалуюсь.

«Морская ведьма» сделала поворот и направилась к входу в гавань.

— Тебе бы понравилось жить здесь? — спросил Гарри. Анна подскочила от этого внешне такого невинного вопроса, думая: «Пожалуйста, Гарри, не начинай снова».

Ее чувства не изменились с тех пор, как Гарри впервые, много лет назад, завел об этом разговор. Анни была счастлива в браке; женщина, бесконечно любящая свою семью, и ничего не могла с этим поделать, даже если и оставалась единственной любовью Гарри Скотта. Она не хотела чувствовать себя виноватой за эту необыкновенную преданность ей Гарри. Конечно, она восхищалась им — он был частью ее юности, — но ей не хотелось, чтобы он огорчал ее или, что еще хуже, огорчал Дюка. Дюк всегда был загружен работой на конференции и ему требовалось несколько дней отдыха, прежде чем вернуться к рабочему оцепенению и питтсбургской зиме.

— Могли бы мы встретиться наедине, Анни?

— Нет. Ты же знаешь, я всегда отвечаю тебе «нет» и всегда буду так отвечать! А сейчас, если ты не прекратишь эту ерунду, я встану и пересяду к Эду и Кэри. Ты портишь чудесно проведенную неделю.

— А что в ней было такого чудесного?