Энн Стюарт - Красив и очень опасен

Тьернан обернулся и посмотрел на нее; Кэссиди больше не видела в его глазах смерти. Теперь в них светилась жизнь. Ослепляющая. Пугающая. Венценосная.

– Мне нужна ваша любовь.

Кэссиди судорожно сглотнула.

– А что дадите взамен вы? – пробормотала она.

Тьернан улыбнулся уголком рта.

– Самого себя. Пока смерть нас не разлучит.

– И вы готовы оспаривать решение суда?

– Нет. – Ответ прозвучал как удар хлыста. Резко и бесповоротно.

– Вы убили свою жену?

– Мне казалось, вы уже уверовали в мою невиновность, – напомнил Тьернан, усмехаясь.

– Да, – кивнула Кэссиди. – Но я хочу услышать это из ваших уст. Вы взяли нож и ударили ее прямо в сердце?

– Нет, – последовал ответ.

И Кэссиди поверила.

– Теперь спрашиваю вас в последний раз. Что вы от меня хотите?

– Я хочу, чтобы вы любили меня сильнее, чем кого-либо другого. Хочу, чтобы ради меня вы были готовы пожертвовать всем, что имеете. И еще я хочу, чтобы вы позволили мне умереть.

Кэссиди уставилась на него широко раскрытыми глазами.

– Только и всего?

– Да, но навечно. И еще мне нужна ваша душа.

– А каким образом я смогу всем ради вас пожертвовать?

– Взяв на себя заботу о моих детях.

Кэссиди едва не показалось, что она ослышалась. Помолчав немного, она промолвила:

– Понимаю, значит, разгадка тайны – в ваших детях. А как же тогда Салли?

– Салли тяжело больна. Возможно – неизлечимо. У нее отказывают почки. Ей необходимо срочное лечение, а здесь это невозможно. Как и я, она живет здесь на птичьих правах и под вымышленным именем. У нее нет ни медицинской карты, ни страховки. Бумаги, которыми обеспечил ее и моих детей Марк, отменного качества, но для медицинской бюрократической машины их недостаточно. Гемодиализ – слишком дорогостоящая процедура, и ее личное дело будут изучать под лупой, а мы не можем этого себе позволить. Ей придется вернуться в Штаты. А детей оставлять здесь без присмотра нельзя.

– И вы готовы доверить это мне?

– Да.

– Я выдержала экзамен, да? Вот, значит, для чего вы меня все время подвергали испытаниям. Хотели убедиться, хватит ли у меня воли и сил. А вдруг я бы не подошла?

– Тогда мне пришлось бы поискать другую.

Кэссиди не шелохнулась, но смысл сказанных им слов резанул ее по сердцу холодным стальным клинком.

– Но почему я? – выдавила она. – Вы выбирали наугад? А другие претендентки у вас были?

Тьернан пропустил ее выпад мимо ушей.

– Я видел вашу фотографию.

– Где?

– У Шона на столе.

– Не говорите глупости, я никогда ее там не видела.

– Он спрятал ее перед самым вашим приездом. Но она там стояла постоянно, я ее сразу заметил. Одного взгляда на нее оказалось достаточно, чтобы понять: вы – именно та женщина, которая мне нужна.

– А если я откажусь?

– Вы не откажетесь.

– Почему?

– Потому что любите меня. И детей вы любите, даже Шон это признает. Вы сделаете это ради меня. И ради них.

– Как же вы во мне уверены. А вдруг мне надоест с ними возиться? Надоест жить, погрязши во лжи. Вдруг я решу, что вы слишком много на себя берете, и решу все переиначить по-своему?

– Тогда мне придется вас убить.

И Кэссиди снова поверила. Окончательно и полностью.

– Вы фанатик, – сказала она.

Тьернан улыбнулся, но это послужило ей слабым утешением.

– Знаю, – сказал он. – Так вы согласны? Вы сумеете позаботиться о моих детях, научиться их любить? Сумеете стать им матерью? Позволите мне спокойно умереть? Выполните все, что я от вас прошу? Пожертвуете всем, что у вас есть? Дадите клятву, которую никогда не нарушите?

Кэссиди смотрела на него во все глаза. На душе у нее скребли кошки.

– Сколько у меня есть времени на размышление?

– Тридцать секунд.

В голове у нее все смешалось, мысли разбегались в стороны, как спугнутые зайчата.

– Да, – сказала она. И тут же, не давая себе возможности передумать, подняла руку и робко прикоснулась к его лицу. – Я все ради вас сделаю. Я вас люблю.

Кэссиди даже сама не поняла, как это случилось, слова сами сорвались с ее губ. Как откровение или даже благословение. Услышав себя, Кэссиди в первый миг изумилась, но затем успокоилась и вздохнула с облегчением. Наконец-то! Нет, она и сама толком не ведала, сколько времени уже любила его, но и думать об этом ей не хотелось. Да и какой в этом смысл? Одно Кэссиди знала наверняка: покой она потеряла с той самой минуты, когда, зайдя в кухню, впервые увидела бездонные черные глаза Ричарда. Да, она любила его всем сердцем, и если это было сумасшествием – значит, она сошла с ума.

Кэссиди не была готова к внезапной перемене, случившейся с Ричардом. Только что он был напряжен, как натянутая тетива, однако уже в следующий миг внезапно обмяк и, весь дрожа, опустился на колени, обнял Кэссиди за талию, а головой прижался к животу. Кэссиди с легким недоумением прикоснулась к его голове, и вдруг поняла, что Ричард плачет. Сердце ее оборвалось.

В свою очередь опустившись на колени, она обняла его и привлекла к себе, гладя по спине и по голове, как любящая мать. Как влюбленная женщина. Злость, угроза, демонический любовник – все кануло в Лету. Перед ней был мужчина в беде, ее мужчина, и Кэссиди знала: ради него она готова на все.

Даже на то, чтобы позволить ему умереть – хотя ей куда легче было самой отдать за него жизнь. Одно слово Ричарда, и она с радостью пошла бы на смерть.

Кэссиди провела ладонью по его мокрой щеке. Она умирала от желания заглянуть в его глаза, покрыть их поцелуями, но в комнате было слишком темно. Вдруг она почувствовала, как губы Ричарда слепо, как только что появившиеся на свет котята, ищут ее губы. Она впилась в них жадным поцелуем, и вдруг всей душой ощутила, как содрогнулась и сгустилась вокруг темнота, словно накрыв их обоих плотным одеялом.

А откуда-то издалека доносился гулкий рев разбушевавшегося океана. Закричала вспугнутая ночная птица, крик ее эхом прокатился под небом и затих. И тогда Кэссиди распростерлась на полу, все так же по-матерински сжимая его в объятиях, ни о чем больше не спрашивая и ничего не прося. Без слов было ясно, чем кончится для них эта ночь, ибо отныне и навеки она принадлежала этому мужчине. Телом и душой.

Завтра у нее будет вдосталь времени, чтобы рвать на себе волосы и сожалеть о содеянном. А если не завтра, то через год. Или в следующей жизни. Она не просто отдалась ему – она дала слово.

И отрезала все пути к отступлению.

Ох и жесткий же оказался пол в гостиной! Но Кэссиди это не смущало. Грубый деревянный настил служил напоминанием о суровой реальности, о том, что настоящему счастью всегда сопутствует боль.

Лицо Ричарда неясно белело в темноте, но Кэссиди была лишь рада этому. Ночью они с ним в безопасности, отделившись во мраке от лжи и недосказанности. Она обняла Ричарда за крепкие плечи и блаженно зажмурилась.