Энн Стюарт - Еще один Валентинов день

Хелен Эмерсон резко выпрямилась на кровати и закричала. Не успел звук затихнуть в темноте, как она прихлопнула рот ладонями, словно запечатывая внутри вопль необъяснимого ужаса. Мгновение спустя нащупала прикроватную лампу и повернула выключатель, чтобы свет отправил призраков во мрак, где им самое место. Потом провела рукой по лицу и заметила, что пальцы дрожат.

Опустила ноги на пол и покачала головой – пять тридцать утра. Как обычно, сон вспомнить не удалось – ничего из отвратительного кошмара, вырвавшего ее из объятий Морфея, – и Хелен сомневалась, что действительно хочет этого. Обрывочные картинки дрейфовали в закоулках сознания: какой-то шум, гвалт, незнакомое место. И собачий лай.

Хелен снова покачала головой и пригладила каштановые, до плеч, волосы. Она гордилась своим здравомыслием, по крайней мере, в глазах окружающих, а страшный сон – это всего лишь сон.

Но подобное уже случалось. Невозможно понять, преследовал ли ее раньше тот же самый кошмар… она не помнит ничего связного. Однако раз за разом присутствовало нечто неизменное… оглушительный грохот, словно били тысячи барабанов. И леденящий душу вой собаки.

Вытащив себя из кровати, Хелен натянула бесформенную футболку и побрела на кухню. Включила кофеварку, затем невидяще уставилась в календарь. Пятница, тринадцатое. Неудивительно, что приснилась какая-то жуть.

Выглянув на улицу в столь ранний час, Хелен подумала, что февраль самый унылый месяц, особенно в таком городе, как Чикаго. С озера Мичиган хлестал ветер, замораживая до костей, и весь мир казался серым и вымершим. Через месяц-полтора все начнет цвести. А пока даже предстоящий дурацкий День святого Валентина не согревал душу.

Кофе хотелось невыносимо, поэтому Хелен налила себе чашку, едва закипела жидкость, и направилась в гостиную. Она любила все это старое здание в целом и свою квартиру в частности. После десятилетий разрушения дом 1322 по Элм-стрит наконец включили в программу реконструкции городского жилого фонда, да и Хелен внесла свой вклад в приведение почтенного старинного сооружения в прежнюю форму. Когда-то особняк являлся одним из самых элегантных таунхаусов Чикаго, но годы забвения брали свое, пока место стояло заброшенным, ожидая энтузиаста с достаточным количеством энергии и средств, чтобы восстановить былое великолепие.

Работа помощником прокурора не приносила Хелен много денег, зато энергии у нее хватало с лихвой. Ни один мужчина не нарушал мирное течение ее жизни, завтра никто не принесет валентинку или шоколадное сердце, да и ей некому послать открытку. Поэтому она, как обычно, щедро изливала свою любовь на причудливую обветшалую постройку.

Нет, это ее ничуть не огорчало. Наверное, братья пришлют по валентинке, хотя они и не понимают сути этого праздника. И, кстати, пора отправить поздравительные послания каждому из семерых племянниц и племянников. Вероятно, стоит выкинуть из головы предстоящее одинокое 14 февраля и сосредоточиться на шоколадках.

Хорошо хоть в этом году праздник выдался на субботу. Хелен совсем не улыбалось натужно веселиться по этому поводу в офисе, принужденно хохмить и смеяться. Кроме того, именно сейчас должностные обязанности никакой радости не доставляли. Опять же, сама профессия не располагала к веселью. Общение с преступниками не добавляет оптимизма.

Хелен сделала еще один глубокий глоток кофе, прикидывая, есть ли какой-нибудь способ не выйти сегодня на работу. Сказаться больной, сославшись на депрессию? Всякий нуждается в дне отдыха для восстановления душевного равновесия… и потом, наверняка пятницу, тринадцатое, можно счесть достаточно весомой причиной для прогула. К тому же ей отведено еще сорок восемь часов, чтобы принять решение насчет Билли Моретти.

Но она ответственная женщина, и пара суток не имеет никакого значения. Она прокурор, хотя и впавший в уныние, а Билли Моретти нарушил закон, и ее обязанность – убедиться, что он заплатит за это, даже если обвинитель ощущает себя избитым беспомощным щенком.

Хелен бродила по квартире, щелкая по пути выключателями, наплевав на счета за электроэнергию. День предстоял холодный, ветреный, серый и унылый, поэтому необходим максимум света. Возможно, стоит приехать на работу пораньше, встретиться лицом к лицу с делом Моретти и любыми другими мелкими неприятностями, а затем сбежать до полудня. Побаловать себя изысканным обедом или поболтаться по магазинам. Когда душа в смятении и жизнь достала, покупки – именно то, что доктор прописал. Она в состоянии позволить себе выкинуть деньги на диски со старыми фильмами, к которым питала глупую слабость, хотя их без труда можно записать на видеопленку во время трансляции по телевидению.

Хелен осушила чашку, задрожав от прохладного воздуха, и направилась в ванную. Долгий горячий душ прояснит мысли, окончательно разбудит и поможет встретить день во всеоружии. Но пока стояла под потоком воды, в голову невольно лез грохот барабанного боя. И скорбный вой собаки.

* * * * *

Джеймс Шеридан Рафферти прислонился к старому кирпичному зданию и закрыл глаза, вспоминая первый раз, когда оказался здесь, и охвативший его тогда ужас, вспоминая день, когда вернулся и обнаружил, что гараж разнесли по камешку.

Черт, как же он замерз. Ноги заледенели, ветер насквозь пронизывал старое пальто, и у него не было перчаток. Трясясь, он засунул руки в карманы, наслаждаясь физическими ощущениями. Он голоден. Весь окоченел. И очень встревожен.

Джеймс открыл глаза и вытащил смятую бумажку, которую передала Мэри Моретти, умоляюще глядя на него. Он возвратился в Чикаго на несколько часов, а его короткое пребывание в этом городе уже занято.

Но Рафферти совсем не сожалел об этом. Он всегда любил Билли Моретти. Из всей их банды тот меньше остальных заслужил незавидную участь. Билли всего лишь неопытный юнец, и добрый при том. Достаточно молод, чтобы совершать ошибки. Достаточно взрослый, чтобы учиться на них и идти дальше. Если получит еще один шанс.

Мэри выглядела напуганной, что неудивительно. Ей всего девятнадцать, уже глубоко беременна, а мужу светит срок в тюрьме «Джолиет». Единственный человек, к которому она могла обратиться за помощью – Джеймс Шеридан Рафферти, а она до смерти его боялась. Джеймс не винил ее. Он многим внушал страх, и его это редко беспокоило. Что-то таилось за его спокойствием. Что-то в его глазах. Что-то в его личности, чего люди никогда не понимали, но инстинктивно опасались. И шарахались от него.

Так же как Мэри Моретти. Но не тогда, когда ее любимый Билли влип в неприятности. Ради мужа она пошла бы на сделку с самим дьяволом, если бы пришлось. А ведь Джеймс, смотря в ее темные умоляющие глаза, мог бы поклясться, что она считает его явным кандидатом на роль подручного сатаны.