Эдна Барресс - Под рябиной

Мозг ломило от все новых и новых открытий, вспыхивающих и мечущихся в нем, память и сознание работали слаженно, и вдруг — ослепительная вспышка! Всегда, когда во мне назревало ощущение угрозы, рядом, совсем близко были Марион и Стивен! Всегда! И не мертвая рука тети Эммы, а живое присутствие Марион и Стивена!

Но как же преданная забота Марион обо мне? И это загадка! Нет, вовсе нет. Если бы Рикки умер, или я потеряла бы ребенка, то все было бы просто отлично. И если я дохожу полный срок — тоже хорошо. Но если малыш родится до срока — и тут я смогла припомнить, как Марион пятилась по тропке, бежала к машине…

Я встала, сердце затрепетало. Наступала темнота, и мне стало страшно.

Хватит, прекрати, сказала я себе. Что им нужно от этого приходящего в упадок места? Допустим, здесь находятся ценные картины, но Марион и Стивен не слишком нуждались в деньгах. И ведь это не причина для — сначала мозг избегал, а потом вдруг принял это слово — убийства. Не вижу здравого смысла. Марион скоро вернется, «скорая» тоже подъедет, и мы обо всем поговорим.

Я бы не стала продолжать чтение, но было просто необходимо. Пришлось напрячь зрение, чтобы разобрать каракули.

«Ребенок плакал всю ночь. Я боялась, что Ричард услышит. Марион и Стивен приедут позже. Мне необходимо рано уложить мальчика спать».

Зарождающийся, вызывающий тошноту страх подбирался своими холодными пальцами к моему сердцу. Мне нельзя это читать, ни один на один с собой, ни при таких обстоятельствах, но остановиться я не могла. Слова уже были бессвязны, но ниточка беспощадно тянулась все дальше, и я поняла, что уже знала, к чему она ведет.

«Она издала последний звук. Подушку держал Стивен, Марион отослала меня проверить, спит ли Ричард, но я вышла в кухню. Наверх не поднималась».

А спал ли Рикки? Взгляд мой переместился на дверь маленькой спальни, где я сейчас сидела, может, он потихоньку выполз отсюда, припал от страха к полу у самого верха лестницы, и оттуда смог увидеть то, что творилось в гостиной. Не тот ли ужасный опыт смотрел на меня его глазами с фотографии в бабушкином доме? Бабушка — Рикки! О, Рикки, молила я молча. Где ты? Так же как когда-то тетя Эмма умоляла своего любовника. Но он мертв, мертва и тетя Эмма. Но Рикки жив, и я тоже, пыталась я привести себя в нормальное состояние. Вскоре этот кошмар кончится. Буду читать дальше. Странным образом, заставляя себя читать дальше, я будто пыталась отсрочить, оттолкнуть последнюю мысль, признание, которое я не могла допустить.

«Они велели мне держать лампу, Бобби. Стивен выкопал под деревом яму. Красивое дерево, свежие листочки только еще пробивались, и было очень ветрено. Они опустили девочку туда, а наверх Стивен навалил камни. Они мне сказали, что нельзя здесь ни к чему притрагиваться…»

Снова разрыв, затем слова вновь возникли: «Они хотят, чтобы я шла домой, а они позаботятся обо всем, но я их не оставлю. Я больше их не увижу. На следующее утро я обнаружила мальчика под деревом. Он хотел знать, как оно называется. Не правда ли, дети — странные? В ту ночь я заболела, Бобби. Постоянно просыпаясь, я видела, что маленький Ричард сидит рядом и неотрывно смотрит на меня. Думаю, он побежал за помощью. Лил дождь, и я слышала, как ветер ломился в стекло. Меня увезли в больницу, но я заставила их отпустить меня домой. Теперь болен мальчик, у него высокая температура. Приехал какой-то человек и забрал его. Марион и Стивен говорят, это к лучшему. Им нужен Шангри-Ла, но они его не получат, ведь они не любят его так, как ты его любил. Я заперла дверь и не впущу их. Никого не впущу. А сейчас пора кормить кошек».

И все.

Будто подчиняясь какой-то неведомой силе, я подняла руку, отдернула старую кружевную занавеску и выглянула в сад, туда, где рябина раскинула голые ветви, белеющие над маленьким, украшенным камнями холмиком. Мне вспомнилось, как в тот первый день, когда Рикки привез меня сюда, в день, когда я узнала о своей беременности, он застыл, глядя из окна, в состоянии транса.

Должно быть, много лет назад он забрался сюда, на это место и смотрел вниз. Это была по-настоящему кошмарная сцена.

Я взглянула вниз, и пока я смотрела, снежный покров на груде камней растаял, а под ними оказалась черная яма, над которой колыхались на ветру ветви рябины. Три фигуры окружили яму: мужчина нес лопату, в руках у женщины что-то, завернутое в белую шаль, и старуха с развевающимися по ветру волосами держала затухающий фонарь. Мужчина поднял лопату. Она блеснула в свете фонаря…

Из горла вырвался приглушенный крик ужаса, и припомнился тот день, когда я боролась с зацепившимся за ветку рябины полотенцем и, повернувшись, увидела, как Марион, Стивен и Рикки смотрели на меня, застыв на месте будто окаменевшие. Рикки рассердился, что я развесила там вещи. Для него это была инстинктивная реакция. Он не знал, почему — но Марион и Стивен знали, и мысль, которую я упорно отгоняла, вдруг ворвалась волной ужаса. Они хотят заполучить Шангри-Ла, миниатюры тут не при чем. Но «Райский уголок» должен достаться им естественным путем, никто не Должен подозревать, что он им нужен — нужен им для уверенности, что никто никогда не раскопает каменную насыпь! Они должны получить это место любой ценой!

Я вскочила на ноги, и приступ боли, отличный от других и более чувствительный, ожег меня. Я пыталась убедить себя, что это ошибка, но сердцем чувствовала, что потрясение дало толчок рождению ребенка.

Я сползла вниз по лестнице и выглянула из маленького круглого окошечка в прихожей. Ни звука, ни малейшего движения на белом, глухом фоне. Колеи от шин машины Марион скрылись под снегом, все следы ее пребывания здесь уничтожены, а снег все падал на пустую дорогу и на одетые в белые шапки крыши покинутых летних домиков. Я поняла с ужасающей определенностью: она не вернется. Никто не приедет. Я буду рожать одна — здесь, в этом доме!

Нет, только не здесь! Я не могу! Ужас придал мне силы, и я, спотыкаясь и покачиваясь, пошла к воротам. Надо найти хоть кого-нибудь. Ну, хоть кого-то! Любое человеческое существо. Ведь должен же быть здесь кто-нибудь!

«Помогите!» — услышала я приглушенный крик, который, по всей вероятности, был моим эхом, оттолкнувшимся от глухой стены молчания. Уже стало почти совсем темно, несмотря на белизну снега. Возможно, в ста ярдах отсюда есть жизнь, люди, но здесь, в этом заледенелом мирке, я одна.

Я толкнула ворота, заваленные снегом, пытаясь открыть их изо всех сил. Скользнув вниз и упав на колени, я чувствовала, как сырой холод пробирается под брюки, и поняла, что дальше идти нет сил.

Какое-то время я оставалась на корточках, чувствуя такой страх от одиночества, который я еще никогда в жизни не переживала. Но здравый смысл брал верх: мне надо вернуться в мое единственное убежище. Из последних сил подтянувшись на руках, хватаясь за ворота, я встала и побрела назад по собственным следам.