Дафна дю Морье - Трактир «Ямайка»

Все эти разговоры девушка слушала смиренно и неохотно, ни на что не соглашаясь, подчеркнуто вежливо и непрестанно благодаря хозяев за все, что они уже для нее сделали.

Сквайр, грубоватый и добродушный, за обедом подтрунивал над ее молчанием.

— Ну же, Мэри, улыбаться и благодарить — это, конечно, хорошо, но надо же на что-нибудь решиться. Знаете, вы слишком молоды, чтобы жить одной, и скажу вам прямо, вы слишком хорошенькая. Здесь, в Норт-Хилле, для вас найдется место, и моя жена вместе со мной просит вас остаться. Вы и не представляете, сколько здесь дел. Нужно и цветы для дома срезать, и письма писать, и детей бранить. У вас будет хлопот полон рот, обещаю вам.

И в библиотеке миссис Бассат говорила примерно то же самое, дружески положив руку на колени Мэри:

— Нам очень приятно, что вы гостите у нас в доме. Почему бы вам здесь не остаться насовсем? Дети вас обожают, и Генри вчера мне сказал, что скажи вы только слово — и получите его пони! Вот как много вы для него значите, уверяю вас. Мы устроили бы вам приятную, беззаботную жизнь, без всяких тревог и волнений, и вы были бы моей компаньонкой, когда мистер Бассат в отъезде. Неужели вы все еще страдаете по своему дому в Хелфорде?

В ответ Мэри улыбнулась и снова поблагодарила хозяйку, но она не могла выразить словами, как много для нее значит память о Хелфорде.

Бассеты думали, что напряжение последних месяцев все еще не отпустило ее, и по доброте душевной изо все сил старались это поправить; но они были очень гостеприимны, и соседи приезжали со всей округи, так что, естественно, у всех была одна тема для разговора. Раз сто пятьдесят, должно быть, сквайр Бассат рассказывал свою историю, и названия «Олтернан» и «Ямайка» стали ненавистны для уха Мэри, которая мечтала навсегда от них избавиться.

Вот и еще одна причина для отъезда: она стала предметом нездорового любопытства и постоянных пересудов, и Бассаты с некоторой гордостью демонстрировали ее своим друзьям как героиню.

В благодарность Мэри старалась изо всех сил, но никогда не чувствовала себя среди этих людей непринужденно. Они были не ее круга. Они принадлежали к другой расе, другому классу. Мэри испытывала к ним уважение, и приязнь, и доброжелательность, но она не могла полюбить их.

По доброте сердечной хозяева старались, чтобы в присутствии гостей она вступала в беседу, и следили, чтобы девушка не сидела в стороне. А она тем временем тосковала по тишине своей спальни или по уютной кухне конюха Ричардса, чья румяная как яблоко жена всегда была ей рада.

А сквайр, подстегивая свой юмор, обращался к ней за советом, от души смеясь над каждым своим словом:

— В Олтернане теперь откроется вакансия. Не стать ли вам пастором, Мэри? Бьюсь об заклад, вы будете куда лучше того, прежнего.

И ей приходилось ради него улыбаться, удивляясь, как этот человек может быть столь туп, чтобы не понимать, какие горькие воспоминания пробуждают его слова.

— Ну, больше в трактире «Ямайка» не будет контрабанды, — говорил Бассат, — да и выпивки тоже, уж я об этом позабочусь. Я вымету оттуда всю эту паутину, и ни один браконьер или цыган не посмеют больше показаться в этих стенах. Я поставлю туда честного малого, который в жизни своей не нюхал бренди, и он будет носить чистый фартук, а над дверью напишет: «Добро пожаловать!». И знаете, кто первый к нему заглянет? Да мы с вами, Мэри! — И сквайр хохотал во все горло, хлопая себя по бедрам, а Мэри заставляла себя улыбнуться в ответ, чтобы не испортить ему шутку.

Она думала обо всем этом, бродя одна по пустоши Двенадцати Апостолов, и знала, что должна как можно скорее покинуть Норт-Хилл, потому что эти люди не подходят ей, и только среди лесов и рек родной долины Хелфорда она снова узнает мир и радость.

Со стороны Килмара к ней приближалась повозка, словно заяц оставляя на белом инее следы. Это был единственный движущийся предмет на притихшей равнине. Мэри наблюдала за повозкой с подозрением, потому что на этой пустоши не было никаких домов, кроме Труарты, находившейся вдалеке, в долине у Ивового ручья, но она знала, что Труарта пуста. Да она и не видела ее владельца с тех пор, как он стрелял на Ратфоре.

— Джем Мерлин — неблагодарный мошенник, как и вся их порода, — сказал сквайр. — Если бы не я, сидеть бы ему сейчас в тюрьме, отбывая долгий срок, может, это его и обломало бы. Я схватил его за руку, и ему пришлось сдаться. Признаю, потом он вел себя хорошо, и именно он выследил вас, Мэри, и этого негодяя в черном плаще; но он и не подумал сказать спасибо за то, что я отвел от него обвинение, и, насколько мне известно, убрался куда-то на край света. Не было еще такого Мерлина, который бы не закончил плохо, и этот пойдет по той же дорожке.

Так что Труарта опустела, лошади давно одичали и бродили на свободе по пустоши, а их хозяин уехал прочь с песней на устах, как она и думала.

Повозка приблизилась к склону холма, и Мэри заслонила глаза от солнца, чтобы следить за ее продвижением. Лошадь пригнулась от напряжения, и Мэри увидела, что она нагружена странной поклажей: горшками и сковородками, матрасами и палками. Кто-то уезжал, таща на спине свой дом. Но даже тут до нее не дошло; и только когда повозка оказалась внизу и возница, шагавший рядом, взглянул на Мэри и помахал рукой, она узнала его. Она спустилась к повозке с видом полнейшего безразличия и сразу же подошла к лошади, приласкала ее и заговорила с ней, а Джем подтолкнул ногой камень под колесо и забил его туда для безопасности.

— Вам лучше? — спросил он из-за повозки. — Я слышал, вы больны и лежите в постели.

— Вы, должно быть, что-то перепутали, — ответила Мэри. — Я была занята по дому там, в Норт-Хилле, и гуляла в саду. Но ничем особенным не болела, разве что возненавидела все вокруг.

— Говорят, вы собираетесь обосноваться там и стать компаньонкой миссис Бассат. По-моему, это больше похоже на правду. Во всяком случае, осмелюсь заметить, жить вам с ними будет довольно приятно. Люди они неплохие, особенно когда их получше узнаешь.

— Бассаты были добрее ко мне, чем кто-либо в Корнуолле с тех пор, как умерла моя мать, а для меня важно только это. Но все равно я не останусь в Норт-Хилле.

— Да ну?

— Представьте себе. Я возвращаюсь домой, в Хелфорд.

— Что же вы там будете делать?

— Попробую снова завести ферму или хотя бы для начала работать и копить, ведь денег у меня пока нет. Но у меня там есть друзья, и в Хелстоне тоже, они и помогут мне поначалу.

— А где вы будете жить?

— Нет такого дома в деревне, который я не могла бы назвать своим, если бы захотела. Знаете, у нас на юге относятся друг к другу по-добрососедски.

— У меня никогда не было соседей, стало быть, я не могу с вами спорить, но мне всегда казалось, что жить в деревне — все равно что жить в стойле. Вы суете нос через калитку в чужой огород, и если там картошка крупнее вашей, начинаются пересуды и ссоры. Сами знаете: если у вас на ужин кролик, то ваш сосед учует его запах у себя на кухне. Черт возьми, Мэри, это не жизнь.