Лиза Клейпас - Любовь в полдень

Кристофер подошел к постели и посмотрел на засыпающего друга. Страдания изменили и тело, и душу, но Марк непременно станет прежним. Уж об этом-то он позаботится.

Надежда и неожиданно появившаяся цель родили неведомое, хрупкое чувство очищения. Беннет жив, а это означает, что одним грехом на душе стало меньше.

Марк приоткрыл тусклые, подернутые туманом глаза.

— Останешься у нас надолго, до тех пор, пока окончательно не окрепнешь, — негромко, но настойчиво произнес Кристофер. — Обещай, что не попытаешься убежать.

— Некуда бежать, — пробормотал Беннет и погрузился в целительный сон.

Кристофер вышел, плотно закрыл за собой дверь и направился в противоположное крыло дома.

По холлу беззаботно разгуливала Медуза. Увидев нового хозяина, она остановилась и дружелюбно фыркнула. Кристофер покачал головой, наклонился и взял ежиху так, как учила Беатрикс: двумя руками под живот. Иголки естественным образом улеглись, и он осторожно повернул зверюшку мордочкой к себе. Ежиха ничуть не испугалась: сверкая черными круглыми глазками, улыбалась так, как всегда улыбаются ежи.

— Медуза, — проникновенно заговорил капитан Фелан, — не советую вылезать по ночам из вольера. Вдруг кто-нибудь из горничных тебя найдет? Окажешься на кухне и будешь служить щеткой для кастрюль. — Он отнес ежиху наверх и посадил в вольер.

По дороге в комнату жены пришли мысли о том, что Беннета она восприняла как очередное больное, несчастное существо и, несмотря на нелепый и опасный выстрел, не задумываясь пригласила в дом. В этом поступке вся Беатрикс — ожидать от нее иного поведения было бы ошибкой.

Тихо открыв дверь, он увидел любимую сидящей за туалетным столом: она сосредоточенно обтачивала ногти на единственной передней лапе Счастливицы. Кошка снисходительно наблюдала за процедурой и лениво постукивала хвостом.

— Держись подальше от диванных подушек, — выговаривала хозяйка, — иначе миссис Клокер оторвет головы нам обеим.

Кристофер застыл, не в силах отвести глаз от стройной, элегантной фигуры: в свете лампы тонкая муслиновая сорочка просвечивала насквозь.

Увидев мужа, Беатрикс тут же встала и подошла с легкой естественной грацией, о которой и не подозревала.

— Голова болит? — Она осторожно дотронулась до забинтованной головы. Остаток дня и вечер прошли в суете вокруг Беннета, так что поговорить наедине до сих пор не удалось.

Кристофер наклонился и нежно поцеловал жену в губы.

— Нет. Как известно, от твердой поверхности пули отскакивают.

Она провела ладонью по щеке.

— А как прошел разговор с подполковником Фенвиком? Он тоже пытался тебя пристрелить?

Кристофер покачал головой:

— Нет, эта привилегия принадлежит друзьям.

Беатрикс улыбнулась и снова взглянула серьезно.

— Лейтенант Беннет вовсе не сумасшедший. Время и спокойная жизнь обязательно его вылечат.

— Надеюсь.

Она посмотрела в глаза.

— Винишь себя, да?

Он кивнул.

— Тогда я принял единственно верное решение, но, даже сознавая собственную правоту, трудно смириться с последствиями.

Беатрикс на миг задумалась, а потом подошла к туалетному столу и открыла ящик.

— Давно собираюсь передать тебе кое-что важное. — Она покопалась в бумагах и достала сложенный листок. — Возьми это письмо.

Кристофер недоуменно улыбнулся:

— От тебя?

Она покачала головой:

— От брата. Джон написал перед смертью. Одри считала, что тебе опасно его читать, но теперь, кажется, время пришло.

Кристофер не взял письмо; вместо этого заключил жену в объятия, собрал длинные, рассыпанные по плечам темные волосы и провел кончиками себе по щеке.

— Прочитай вслух.

Они подошли к кровати и сели рядом. Кристофер внимательно наблюдал, как Беатрикс развернула листок и начала читать:

«Дорогой Кристофер. Кажется, судьба отвела мне меньший срок, чем я надеялся. Признаюсь, удивлен краткостью жизни. Сейчас, вспоминая, понимаю, что слишком много времени потратил впустую, а на то, что важно, не обращал внимания. Но в то же время вижу, что оказался намного счастливее других. Думаю, нет необходимости просить тебя присмотреть за Одри и мамой: ты и сам это сделаешь в той степени, в какой они позволят.

Если читаешь эти строки, значит, вернулся с войны и оказался перед ответственностью, о которой не думал и к которой не готовился. Позволь дать несколько советов. Всю жизнь я наблюдал за тобой: беспокойная натура не позволяет найти удовлетворения ни в чем. Тех, кого любишь, возводишь на пьедестал, и они неизбежно разочаровывают. Примерно так же относишься и к себе. Дорогой брат, поверь: ты — собственный злейший враг. Если перестанешь искать и в себе, и в других невозможное совершенство, то обретешь счастье, которое так упорно обходит тебя стороной.

Прости меня за то, что не смог выжить. А себя прости за то, что выжил.

Каждому свое, так что старайся не тратить попусту ни единого дня.

Джон».

Кристофер долго молчал, пытаясь справиться с чувствами. Так похоже на брата: знакомый любящий, чуть снисходительный и наставительный тон.

— До чего же не хватает Джона, — наконец прошептал он. — Никто не знал меня лучше и не понимал глубже.

— Он знал тебя прежним, — возразила Беатрикс. — Но теперь ты изменился. Уже не ожидаешь совершенства. Как иначе объяснить чувство ко мне?

Кристофер приподнял ладонями дорогое лицо.

— Ты и есть мой идеал совершенства, Беатрикс Элоиза.

Она заглянула в грустные глаза.

— Ты простил себя? — спросила шепотом. — За то, что выжил?

— Пытаюсь. — Близость теплого, едва прикрытого сорочкой тела оказалась слишком серьезным испытанием. Он придержал голову и поцеловал в шею; любимая вздрогнула. Неторопливо раздел ее, хотя вожделение требовало немедленного обладания. Тело болело от страстного напряжения, и все же он не позволил себе резких, а тем более грубых движений. Руки повторяли то, что минуту назад выразили слова. Создавали, творили любовь, дарили неповторимые впечатления. Чувство превратилось в движение, а движение воплотилось в наслаждение.

Он запустил пальцы в блестящий шелк волос, накрыл рот поцелуем и вошел в теплую глубину. Она попыталась пошевелиться, однако он держал крепко и наполнял удовольствием до тех пор, пока каждое дыхание не превратилось в стон, а дрожь не стала явной.

Беатрикс прогнулась и прижалась, чтобы оказаться ближе. Ногти впились в спину, однако ощущение доставляло лишь удовольствие, а потерянное, недоуменное выражение на лице любимой казалось лучшей наградой. Ритмы ее тела слились в единое устремление, жемчужная кожа покрылась акварельным румянцем. Но, даже несмотря на собственный ненасытный голод, он не хотел завершения и мучительным усилием сохранял неподвижность.