Кристин Сэлингер - Отчаянная и нежная (Косвенные улики)

В смотровой Камилла помогла Рут сменить свою потрепанную одежду на больничную пижаму. Она заметила на теле у девочки синяки, но промолчала. Рут должна была дать официальные показания, но с этим можно было подождать.

— Это доктор Мэйфлауэр, — объяснила она, когда к столу подошла молодая приветливая женщина.

— Здравствуй, Рут.

Доктор не подала ей руку, не стала как-то дотрагиваться до своей пациентки. Она была специалистом в своей области и понимала психологию жертв изнасилования.

— Мне нужно будет задать тебе несколько вопросов и взять несколько проб. Если хочешь меня о чем-нибудь спросить — спрашивай. Если тебе захочется, чтобы я остановилась или немножко подождала, — скажешь. Идет?

— Хорошо… — Рут легла на кушетку и уставилась в потолок. Но рука ее по-прежнему крепко держала руку Камиллы.

Она затребовала именно доктора Мэйфлауэр, потому что знала репутацию этого врача. Пока шло обследование, она убедилась, что эта репутация вполне заслуженна. Доктор действовала уверенно, мягко и осторожно. Казалось, она заранее знала, когда надо остановиться и дать пациентке передохнуть, а когда можно продолжать.

— Все, готово. — Доктор стащила с рук печатки и улыбнулась. — Я только хочу, чтобы вы побыли здесь еще некоторое время, пока я подготовлю заключение.

— Мне не нужно будет оставаться здесь, да? — с надеждой спросила девочка.

— Не нужно. — Доктор похлопала ее по руке. — Ты молодец. Когда твои родители приедут, мы еще побеседуем. А пока что тебе не мешало бы хорошо поесть.

Уходя, она взглядом дала понять Камилле, что им тоже еще предстоит побеседовать.

— Вот видишь, ты молодец. — Камилла помогла Рут сесть. Хочешь, я пойду посмотрю, нашел ли Айвор кондитерскую? Не знаю, какую еду имела в виду доктор Мэйфлауэр. Я думаю, мы можем поесть что захотим.

— Я не хочу оставаться одна.

— Хорошо. — Камилла вытащила из сумки щетку для волос и начала расчесывать спутанные волосы Рут. — Скажи, если буду дергать.

— Когда я увидела вас внизу, в гостиной, я подумала, что вы еще одна из тех женщин, которых они приводили. Что сейчас все опять начнется. Что они будут заставлять меня снова делать эти гадости.

— Мне очень жаль. Но я в тот момент никак не могла дать тебе понять, что пришла помочь.

— А когда я увидела Айвора в окне, то подумала, что мне это снится. Мне все время снилось, что кто-то за мной приходит, но никто не приходил. Я боялась, что мама и папа совсем забыли обо мне.

— Лапушка, твои родители все время старались тебя найти. — Она подняла подбородок девочки. — Они очень беспокоились. Вот почему они послали Айвора. И могу тебе сказать, что он тоже очень тебя любит. Ты представить себе не можешь, как настойчиво он искал тебя!

Рут попыталась улыбнуться, но улыбка исчезла, едва появившись.

— Но они не знают о… Может быть, они перестанут меня любить, когда узнают… обо всем.

— Нет, — твердо сказала Камилла. — Это ошеломит их и ранит, и им будет очень, очень тяжело. Потому что они любят тебя. И не разлюбят, что бы с тобой ни случилось.

— Я… я могу сейчас только плакать, больше ничего.

— А сейчас тебе ничего больше и не надо делать. Можешь выплакаться.

Рут вытерла щеки дрожащей рукой.

— Не надо было мне убегать.

— Не надо, — согласилась Камилла. — Это была большая ошибка.

Рут отвернулась и уставилась в пол. Слезы опять покатились по ее лицу.

— Но вы не знаете, что я чувствовала… Вы не знаете, на что это похоже. Как это ужасно! Как унизительно!

— Ты ошибаешься. — Нежно, но твердо Камилла повернула лицо девочки к себе и подняла его, так что их глаза встретились. — Я это знаю. И очень хорошо.

— Вы? — пролепетала Рут. — С вами такое случилось?

— Когда мне было примерно столько лет, сколько тебе сейчас. И я чувствовала, как будто кто-то из меня что-то вырезал и я уже никогда не стану такой, как была. Я думала, что никогда больше не буду веселой и беззаботной. Не буду сама собой. И я долго, долго плакала. Мне казалось, что жизнь потеряла для меня всякий смысл.

Рут взяла бумажный носовой платок, который Камилла вложила ей в руку.

— Я все говорю себе, что то была не я. И это действительно так. Но я была так напугана! Это кончилось. Айвор все время твердит, что это кончилось. Но все равно страшно.

— Я знаю. — Камилла опять обняла ее покрепче. — Это, ранит очень больно, и ранит надолго. Но ты не одна. Помни, что ты не одна. У тебя есть семья, есть друзья. Есть Айвор. И ты всегда сможешь поговорить со мной, если захочешь.

Рут вздохнула и прижалась щекой к груди Камиллы.

— А что вы делали? После этого. Что вы делали?

— Я выживала. — Камилла посмотрела поверх головы девочки отсутствующим взглядом. — И ты выживешь.

В дверях смотровой появился Айвор с банками лимонада и коробкой пирожных. Если раньше он чувствовал себя бесполезным, то теперь — совершенно беспомощным. Здесь ему не было места, он никак не мог облегчить эту женскую боль. Его первой и единственной реакцией была ярость. Но на что ее направить? Он положил лимонад и пирожные на стол в приемной. Если он не может утешить ни ту, ни другую, то что он вообще может сделать?

Он закрыл лицо руками и попытался собраться с мыслями. Когда же он опустил руки, то увидел родителей Рут, выходящих из лифта, и поспешил встретить их. Хоть это он может сделать.

Камилла кончила расчесывать волосы Рут.

— Хочешь переодеться?

Девочка выдавила из себя подобие брезгливой улыбки:

— Я эту одежду больше никогда в жизни не надену.

— Это правильно. Что ж, может быть, я что-нибудь достану…

Повернувшись к двери, Камилла увидела бледную, изможденную женщину и осунувшегося мужчину. Глаза у обоих были красные.

— Ох, детка! Ох, Рут! — Женщина первая бросилась вперед, мужчина следовал за ней.

— Мама! — зарыдала Рут, падая к ней в объятия. — Мамочка!

Камилла отошла в сторону, чтобы не мешать драматической встрече родителей и ребенка. Увидев в дверях Айвора, она подошла к нему.

— Тебе лучше остаться с ними. Я перед уходом сообщу доктору Мэйфлауэр, что они приехали.

— А куда ты уходишь?

Она повесила сумочку на плечо:

— Переписывать отчет набело.

Она сдала отчет, прежде чем пойти домой и позволить себе понежиться в горячей ванне. Она лежала в воде, пока тело совершенно не размякло. Истощенная физически и эмоционально, Камилла бросилась в постель, обнаженная, и немного поспала, пока ее не разбудил стук в дверь.

Спросонок она накинула халатик и пошла к двери. В глазок она увидела Айвора, нахмурилась и открыла дверь.

— Не вижу причин, чтобы не записать тебя как нарушителя покоя. Моего покоя.

Он протянул ей плоскую квадратную коробку:

— Я принес тебе пиццу.

Она, вздохнув, приняла коробку, от которой восхитительно пахло сыром и специями.