Сергей Пономаренко - Ведьмин пасьянс

В двадцать один час начинался обязательный просмотр программы «Время», а после — построение, отбой. Дисбатовцев закрывали в кельях, гасили свет. Штрафники в полной темноте, нещадно коля пальцы иголками, совершенствовались в мастерстве подшить воротничок вслепую, чтобы на следующий день вновь не оказаться в штрафниках. После трех-четырех «тренировок» они достигали совершенства в умении делать все это на ощупь, с закрытыми глазами.

Для особо злостных штрафников имелся карцер — глубокий подвал, где в полной темноте, получая всего два раза в день воду и хлеб, а на ночь — откидную жесткую койку без матраса и одеяла, они проводили бесконечно тянувшееся время.

Но среди заключенных имелась небольшая привилегированная прослойка специалистов разного профиля — по ремонту автомобилей, квартир, были и другие умельцы. Их использовали в соответствии с их мастерством, взамен обеспечивая более щадящий режим.

Антон не стал скрывать свои творческие способности, но это мало что дало — изредка, на час-два, его привлекали к оформительской работе и вновь отправляли в казарму, где воскресенье ничем не отличалось от будней. По иронии судьбы, соседями Антона по келье оказались пять «дедов» из разных воинских частей, которые сидели за неуставные отношения — издевательства над молодыми солдатами. Они его встретили недружелюбно — по «беспроволочному телеграфу» им уже успели донести, за что он попал сюда.

Может быть, со временем у них наладились бы отношения — здесь все были равны, но «дед» Семен из соседней кельи, попавший сюда за хищения в столовой, стал подначивать соседей Антона — не боятся ли «дедушки», что «салага» станет их обижать, на тумбочку ставить, чтобы «куковали», сколько ему до дембеля осталось? А ему ведь — ой-ой сколько осталось!

Шутку подхватили и другие заключенные, при малейшей возможности стараясь поддеть соседей Антона. Постепенно обстановка в келье накалялась, грозя разрядиться неприятностями.

В тот день Антона забрал замполит для оформления стенда «Будни дисбата», выпуска стенной юмористической газеты «Равняйсь!» и другой наглядной агитации — намечалась в ближайшем будущем комиссия «сверху». На все про все замполит дал ему два дня, работать Антон должен был в «ленинской» комнате, где обычно проводилась политучеба.

Со стендом Антон справился быстро: он обновил названия яркими флуоресцентными красками и решил предложить замполиту сделать новые фотографии, а заодно хотел продемонстрировать ему свои навыки в фотоделе. С юмористической газетой было сложнее — кроме названия надо было подумать над содержанием и изобразить все это. А обстановка в дисбате и состояние психики Антона не располагали к юмору.

«А может, обыграть ситуацию, которая у меня сложилась с соседями? Изобразить, как «салага» лежит на койке, а вокруг него пять «дедов» на тумбочках кукуют? Им это не понравится, но и чихать на них! Однако одного сюжета мало, надо как минимум пять. Что еще?»

Но ничего не приходило в голову, и Антон быстро нарисовал задуманное: у пяти фигур, стоящих в одних трусах на одной тумбочке, на шее висели таблички с надписью «Дед», да и внешне они были очень похожи на его соседей. Раздумывая, что бы еще такое изобразить, Антон услышал, как за спиной открывается дверь, и обернулся…

Иванна проснулась от звонка будильника мобильного телефона. Он показывал одиннадцать часов вечера — в ее распоряжении было еще полчаса. Соскочила с кровати, голова закружилась — так хотелось спать. Посветила телефоном-фонариком, и на круглом столе, расположенном посредине комнаты, обнаружила миску с холодной водой, заблаговременно поставленную ею перед сном. Умывшись, почувствовала себя немного бодрее.

Предстоящий ночной поход в лес казался ей теперь безрассудной авантюрой, она вспомнила, как ее предостерегали Николай Николаевич и этот странный мальчик Егор с внешностью Винни-Пуха, рассудительный не по возрасту. Но материала для статьи, чтобы оправдать командировку, не было, и Иванна была готова на все, лишь бы не вернуться с пустыми руками в редакцию. В голову лезла всякая чертовщина, жуткие истории, которые когда-то читала: про ведьм, вурдалаков, оборотней и прочую нечисть. Неожиданно, все отодвинув назад, вспомнились слова учителя Ивана Леонтьевича, намекнувшего, что Николай Николаевич знает и скрывает некую информацию об оборотнях.

«А может, я не так истолковала слова учителя? Может, он намекал, что Николай Николаевич имеет отношение к этим оборотням, вовкулакам, их еще называют волколаки? Николай Николаевич — оборотень?» Попыталась рассмеяться, но не получилось. Вспомнились некоторые странности в его поведении, да и сам школьный учитель был с большими странностями. А если подумать, то все, с кем она общалась здесь, вели себя и говорили странно. Учитель, который корпит над книгами в пустой школе поздними вечерами; Николай Николаевич, старающийся ничего лишнего не сказать; Ростик-Pугон, летающий на мотоцикле по рытвинам, словно горя желанием поскорее свернуть себе шею; бледный мальчик со странным прозвищем Вольф; толстый Егор, похожий на медвежонка Винни, предупредивший об опасности похода в лес, но не раскрывший причин этого, и апофеоз странностей — вдова Шабалкина. И еще, еще…

«А сама я разве не со странностями? Первый раз увидела сельских ребят — и сдуру поддалась на их предложение ночью пойти в лес. А вдруг у них в головах какие-то нехорошие намерения по отношению ко мне? Не такие они и дети…» Идти ей расхотелось, но и материала не было. Вздохнув, она собралась выходить, сжимая в кармане куртки просроченный баллончик со слезоточивым газом.

Старалась идти осторожно, не шуметь, но все равно Шабалкина, непонятно по какой причине устроившаяся спать на большом сундуке в кухне, хотя пустовал диван в гостиной, встрепенулась.

— Чего тебе не спится, полуношница? Если приспичило на двор по надобности, то в сенях стоит ведро — пользуйся.

— Спасибо. Голова болит. Так решила прогуляться…

— У тебя не голова болит, а ее просто нет! Среди ночи шататься по двору! Скоро полночь — время нечистой силы! А ты шастать!

— Да я не одна буду. Ругон… Ростик обещал подойти.

— Ростя? Так он еще пацан малый, а ты девка вроде в летах.

— Молодая я, а не в летах. Двадцать пять мне.

— Пора уже о замужестве подумать, остепениться, — нравоучительно произнесла старуха.

Иванна, поняв, что не переговорит старуху, решительно сказала:

— Так я пошла. Двери не закрывайте, я через час вернусь.

— Не велика пани — постучишь. Открою я.

— Как скажете — не хотела вас тревожить.

Вышла на застекленную веранду, спустилась по ступенькам во двор. Калитка скрипнула, выпуская ее на улицу. В небе зависла желто-коричневая луна, щедро даря свет земле. За колодцем Иванна свернула на тропинку, ведущую в лес. По мере приближения к лесу, казавшегося непроглядной стеной, становилось все темнее. Даже свет полной луны здесь мало помогал. Ребят нигде не было видно, и это ей не понравилось. Причины могли быть разные: им в облом ночью идти в лес или пошутили над ней, дурехой, а может, еще не пришли? Пожалела, что не взяла номер мобильного у Ростка. Он один из всех этих ребят произвел на нее благоприятное впечатление, несмотря на бешеную езду по разбитой дороге.