Энн Стюарт - Дом теней

Повинуясь инстинкту, Джилли выгнулась навстречу его ладони. Когда его пальцы, минуя тонкий шелк, коснулись влажного холмика, она прикусила губу, чтобы сдержать крик.

Наверное, он догадался, потому что приподнялся и накрыл ее рот поцелуем, умелые пальцы проникли в ее лоно.

Джилли испуганно отпрянула, но Колтрейн оставил ее порыв без внимания. Он продолжал удерживать ее в плену своих рук и губ, гладил, ласкал ртом, пальцами, а она дрожала в темноте и стонала от наслаждения.

Он поднял голову и стал жадно вглядываться ей в лицо, ни на минуту не прекращая сладкой пытки.

— Нет, — взмолилась Джилли.

— Нет?.. — насмешливо переспросил Колтрейн, продолжая ритмично работать пальцами.

— Не… останавливайся, — попросила она, чувствуя приближение первой волны небывалого наслаждения.

— Ни за что на свете, — заверил Колтрейн, и ее накрыла другая, более мощная волна.

Джилли утратила контроль над своим телом, и это ее напугало. Когда ее настиг третий оргазм, она застыла, пытаясь его побороть.

— Нет, так дело не пойдет, — сказал Колтрейн, отодвигаясь от Джилли. Тоненькие трусики превратились в жалкие лоскутки, когда он потянул за них, он раздвинул ей ноги и устроился между ними. — Прекрати держать все под контролем. Иногда полезно расслабиться, позволить кому-то другому взять инициативу в свои руки. Хотя бы ненадолго.

— А может, я боюсь потерять контроль? — еле слышно спросила она.

— У тебя нет выбора. Через минуту ты его утратишь. Ты даже не будешь знать, где кончается твое тело и начинается мое. Ты охрипнешь от крика, ослепнешь от наслаждения. У тебя останется лишь один выбор.

Джилли пронизала дрожь, но на этот раз она не испугалась. Она дрожала от предвкушения. Он отдаст ей все, без остатка, а она будет лишь получать удовольствие — остальное ее не касается. Пусть у Колтрейна болит голова.

— Какой?

— Что ты предпочитаешь — мой рот или член?

Его слова должны были ее шокировать, но Джилли даже не смутилась. Вместо этого ее окутал холод, потом бросило в жар, а вслед за этим пришло чувство голода. Жадной потребности, хотя еще минуту назад она думала, что больше желать невозможно.

— Твой член, — ответила Джилли, ее пальцы обхватили твердый, шелковистый стержень. Он был влажным на ощупь и рвался в бой. Внезапно ей захотелось приласкать его ртом, узнать, каков он на вкус.

— Подожди, — попросила она. — Я хочу…

— Позже, — он взял ее руки, прижал их к кровати и наклонился над ней, и Джилли снова подивилась тому, какой же он сильный, властный. — Позже будет время на все. А сейчас мне нужно сделать вот это.

Колтрейн подался вперед и вошел в нее одним движением, словно Джилли была создана для него. Она схватилась за него, как утопающий за соломинку.

— Еще! — крикнула она.

— Сколько еще? Столько? — он снова толкнулся в нее, совсем немного, и снова остановился. Джилли еле сдерживалась, чтобы снова не закричать.

— Пожалуйста, — попросила она. — Мне нужно…

И снова медленное, неумолимое движение вперед. Всего на дюйм, не больше.

— Чего ты хочешь, Джилли?

— Тебя!

Он вошел в нее почти полностью, и ощущение того, что он внутри — такой твердый, такой гладкий, заставлял ее страдать, доставлял острое, почти болезненное наслаждение. Ее пугала собственная ненасытность, потребность, столь глубокая, что она не могла дышать.

— Меня? Или мой член?

Она не знала правильного ответа, не знала, что нужно сделать, чтобы прекратить свои мучения. Поэтому она сказала правду.

— Тебя. Я хочу тебя.

Он вошел глубоко, так глубоко, что она, казалось, почувствовала его вкус. Она хотела вздохнуть полной грудью, но не могла.

Он брал ее — не спеша, глубоко и неумолимо, и на этот раз Джилли не могла бороться, да она и не хотела. Она вцепилась в плечи Колтрейна, пытаясь найти опору, но кожа его была скользкой от пота. И Джилли вдруг поняла, что спасения нет, что на всем белом свете для нее не осталось ни одного безопасного места.

Это длилось так долго, так глубоко — целую вечность, и Джилли не хотела, чтобы это закончилось. На какое-то мгновение она застыла, как над пропастью, но потом вольной птицей взлетела ввысь. Кожа пылала, тело дрожало в экстазе, она слышала свои стоны, но как будто издалека.

И даже качаясь на волнах наслаждения, она чувствовала, как тело Колтрейна пульсирует в ней, наполняет ее и отдается полностью, безраздельно. От полноты чувств она разрыдалась, как последняя дура.

Джилли не знала, чего ждала. Она даже сомневалась, что вообще чего-то ждала, и уж наверняка не того, что сделал Колтрейн. Он просто обнял ее и прижал к влажной от пота груди, к сердцу, которое продолжало биться, как сумасшедшее. Молча, не говоря ни слова, он гладил ее волосы, мокрое от слез лицо. Когда она уже почти перестала плакать, он поцеловал ее так нежно, что Джилли снова начала всхлипывать.

Ей показалось, что она слышит его тихий смех, однако она не знала этого наверняка, потому что он крепко прижимал ее к себе. Джилли подумала, что нужно бы от него отодвинуться, но не могла этого сделать. Если бы это зависело от нее, то пускай весь мир катился бы в тартарары, а она продолжала бы нежиться в теплом коконе его рук.

— Видишь, — шепнул Колтрейн, спустя долгое время. — Иногда я бываю прав. Ты не можешь всегда за все нести ответственность.

— Да, — согласилась она, прижимаясь лицом к его теплой, гладкой коже.

— Это вовсе не означает, что ты проявляешь слабость или становишься уязвимой, — продолжал он, гладя ее длинные, густые волосы. — Иногда это просто приятно, и все.

— Очень приятно, — согласилась она.

— Я только надеюсь, что ты не влюбилась в меня. Это было бы большой ошибкой.

Джилли подняла голову, чтобы посмотреть на него. Ее глаза были все еще влажными от слез.

— А я влюбилась, — тихо сказала она.

Джилли ожидала, что после такого признания Колтрейн сразу ее покинет. Но ей было все равно — он давно разрушил все ее защитные барьеры, о на сооружение новых у нее не хватало времени, а может, и желания. Она услышала, как он тяжело вздохнул, тихо выругался. А потом он снова занялся с ней любовью, медленно, с бесконечной нежностью, на этот раз в полном молчании. Только его поцелуи… Нежные, сладкие поцелуи… Везде…

Одно дело, если бы все происходило в темном сумраке долгой ночи. В ярком свете занимающегося дня это выглядело восхитительно неприличным. Когда все закончилось, Колтрейн отнес ее под душ, усадил на мраморной лавке, помнившей былую славу La Casa, и не спеша намылил душистым розовым мылом. Потом встал на колени, забросил ноги Джилли себе на плечи и начал ласкать ее ртом, а сверху на них лилась вода.

Они снова очутились в кровати в виде лебедя уже при ярком дневном свете. Джилли давно перестала думать о том, что случиться, если Дин или Рэйчел-Энн вернутся домой и ненароком войдут к ней в комнату. Она могла думать лишь о Колтрейне и всех тех порочных, восхитительных вещах, которые он проделывал с ее телом. А также о порочных, восхитительных вещах, которые она проделывала в ответ.