Барбара Делински - Озерные новости

— Ты напугал меня, — проговорила она. — Я только что узнала про Гэса и хотела прибраться, чтобы ты пришел в чистый дом. А ты сидишь на диване точно так же, как сидел он.

Джон пришел в себя не сразу.

— Сколько времени? — смущенно спросил он.

— Восемь. Жаль Гэса. Ты был с ним?

Он кивнул, потом огляделся по сторонам:

— Здесь довольно чисто. Под конец он совсем ослаб. Иди домой, Далей. Возвращайся к детям.

Не успела Далей исчезнуть, как пришла другая соседка — выразить соболезнования. Она не стала входить в гостиную, как и остальные соседи. Они останавливались в дверях, высказывали Джону соболезнования и уходили. Он был тронут. Гэс жаловал соседей не больше, чем своих домашних, однако те посчитали нужным зайти.

Вспомнив о предстоящих похоронах, Джон отыскал пару рубашек и костюм. Он вытащил костюм из шкафа и тронул рукой то место, где ткань оттопырилась. Потом, почувствовав, что внутри что-то есть, отогнул полу пиджака. К вешалке был привязан пластиковый мешок. Джон открыл его. Он был набит газетными вырезками. Старыми, пожелтевшими и недавними, аккуратно сложенными в хронологическом порядке. Отец ни разу не сказал, что любит его, но хранил все написанные им статьи.

Джон со стоном поднялся, вышел во двор и постарался разобраться в своих мыслях.

Это я тебя бросил. Я во всем виноват. Я был плохим отцом.

Джон почувствовал душераздирающую жалость к человеку, страдавшему всю жизнь, — к внебрачному ребенку, который появился на свет в то время, когда незаконное происхождение было клеймом, к человеку, которого он любил лишь за то, что тот был его отцом. Джон опустился на колени в траву.

Выплакавшись, Джон вытер глаза и вернулся в дом. Он засунул вырезки в мешок и повесил на вешалку, чтобы их похоронили вместе с Гэсом. Взял чистую рубашку, галстук, носки, ботинки и поехал домой.

Повесив одежду Гэса в свой шкаф, он сел в каноэ и поплыл к гагарам. Время на озере остановилось, и Джону подумалось, что смерть — всего лишь продолжение жизни. Из года в год птицы возвращаются сюда, чтобы продолжить род, вырастить потомство. Да, случаются и потери. Но в их жизни есть порядок и смысл.

Джон поплыл к Тиссен-Коув. На всем пути его сопровождал зов гагар.

Лили сидела у своего причала. Увидев Джона, она поднялась, словно ждала его.

Через несколько секунд Джон уже стоял на причале, обнимая ее, и это было самое естественное, самое правильное, что он когда-либо делал. Он поцеловал ее, затем еще и еще раз.

Лили повела его в дом, потом вверх по лестнице, к стоявшей на чердаке кровати, и снова это было самой естественной, самой правильной вещью на свете. Лили оказалась еще красивее, чем он думал. Она несла покой, утешение и надежду, и его тело, как никогда, наполнилось жизнью.

В конце концов усталость взяла свое. Согретый теплом ее тела, Джон провалился в глубокий сон.

Гэса хоронили двумя днями позже. В последний путь провожали человека с непростым характером, но церковь была полна. Сюда пришли все жители Риджа, но было много и тех, кто явился из уважения к Джону.

Как и в прошлое воскресенье, Лили с опущенной головой сидела на задней скамье. Она и на кладбище держалась бы подальше от людских взглядов, но Джон взял ее за руку и последовал вместе с ней за гробом. Он держался за ее руку, словно Лили была его единственной опорой.

Священник прочел молитвы, и гроб опустили в землю. Лили чувствовала, как напряжен Джон, но не могла и помыслить о том, чтобы отойти в сторону. Она оставалась с Джоном до тех пор, пока могилу не забросали землей.

Джон думал, что, если часть уважения, которое испытывали в городе к Джону, перейдет на Лили, ей станет легче. Чем больше внимания будут проявлять к ней в Лейк-Генри, тем лучше она себя будет чувствовать, тем скорее решит остаться.

О книге Джон старался не думать. Когда он о ней вспоминал, ему становилось неловко, словно его прежние планы бросали тень на их с Лили отношения. Он хотел, чтобы Лили осталась.

Но если Лили не добьется справедливости, она не останется здесь. У нее есть собственная гордость. Лили не останется в Лейк-Генри только потому, что ей некуда деться. Она сама должна захотеть остаться, а это произойдет лишь в том случае, если наладятся ее отношения с Мейдой. Но он не так давно знал Лили, чтобы вмешиваться в ее отношения с матерью.

В понедельник Джон приехал в редакцию рано утром, связался с церковью в итальянском квартале Питтсбурга и нашел там достаточно пожилого священника, который мог знать Терри Салливана. Священнику было знакомо это имя, но только в связи с недавним скандалом. Он сказал, что Терри никогда не посещал богослужения.

Тогда Джон позвонил в церковь в Мидвилле, но это ему ничего не дало. Никто из священников не помнил семью Салливанов, и, хотя можно было попробовать поговорить с кем-нибудь из мирян, Джон решил обратиться к уже знакомому помощнику директора. По-прежнему горя желанием помочь, помощник связал его с учителем средней школы, а тот — с учителем начальной школы. Рассказы учителей совпадали в одном: обоих восхищало то, что Терри добился успеха, несмотря на трудное детство.

— Трудное? — переспросил Джон.

— Он был ничем не примечательным, тщедушным, настороженным подростком. Имея такого брата, бедняга все время оставался в тени.

— Какого брата?

— Нил был хорошим мальчиком. Добрым, обаятельным, дружелюбным. Он был природным лидером. Терри учился лучше, но дети в этом возрасте ценят не успехи в учебе. Дома Терри тоже приходилось не сладко. У отца был крутой нрав.

Другой учитель также упомянул о трудном детстве Терри:

— Сейчас мы называем таких детей жертвами жестокого обращения.

— В чем оно заключалось?

— Терри часто ходил в синяках. У его отца был дурной характер, и он частенько пускал в ход ремень.

— Брата Терри он тоже бил?

— Боже упаси. Он не осмеливался. Тронь он мальчика хоть пальцем, жена тут же ушла бы от него. Она боготворила Нила. И с самого начала прочила его в священники.

— Он стал священником?

— Конечно. Мы все им гордимся.

Достаточный ли это повод? Мог ли Терри из зависти к старшему брату настолько возненавидеть церковь, чтобы оклеветать кардинала Росетти?

— А мать Терри?

— О, ее уже нет в живых. Несколько лет назад погибла в автомобильной аварии.

Джон это знал. Знал и о том, что отец Терри давно умер.

— Но где она была, когда муж размахивал ремнем?

— Пыталась заслонить собой сына. Ей доставалось первой.

— Но почему? Он что, пил?

Никто из учителей не знал этого наверняка, но один из них назвал Джону имя женщины, которая жила в Мидвилле по соседству с Салливанами.

— Пил ли Джеймс Салливан? Да, пил, — подтвердила она. — Он был патологически ревнив. Джин не могла глаз поднять без того, чтобы он не обвинил ее, что она смотрит на мужчин.