Юлия Шилова - Я стерва, но зато какая, или Сильная женщина в мире слабых мужчин

Я слушала деда и ощущала, как по щекам катятся слёзы.

— Я не могу спать. Вообще не могу, хотя сильно хочу. От этого страшно мучаюсь. Сплю очень редко. Я забыл, что такое сны. Даже если удаётся поспать пару часов, мне никогда и ничего не снится. Я бы мечтал проспать то время, которое мне осталось. У меня есть деньги, но они мне не помогут. И это вечное ожидание смерти… Я бы так хотел умереть во сне с улыбкой на лице, которая выражала бы благодарность Всевышнему за то, что я отмучился. Я не смотрю телевизор, потому что не могу видеть людей. Я им просто завидую. Завидую, потому что они могут жить.

Дед замолчал, попросил, чтобы я напоила его водой, и, заметив, что у меня дрожат руки, спросил:

— Боишься меня?

— Нет. Просто очень волнуюсь.

— Да не бойся, я не заразный, — проигнорировал мои слова насчёт волнения дед. — Я просто умираю… Я как растение, которое с каждым днём вянет и усыхает. Знаешь, я вчера так накричал на домработницу… Чувствую себя таким виноватым. Накричал ни за что. Когда корчусь и глотаю обезболивающее, я всегда говорю вещи, о которых потом жалею. Я уже привык к боли и стойко её переношу. Правда, бывают моменты, когда срываюсь. Вот умру, и мне будет легче.

Я вытерла слёзы и чуть слышно произнесла:

— И всё же давайте я вам покажу солнышко. Оно сегодня такое красивое. Я знаю, вы не можете ни ходить, ни сидеть. Я просто подниму шторы и распахну окошко, хотя бы на пару минут.

— Ну распахни…

Я бросилась к окну, отодвинула шторы, открыла окно, приподняла деда и подложила ему под спину подушки.

— Михаил Андреевич, посидите так пару минут.

— Зови меня просто Миша. Тебе можно. Знаешь, а ты очень странная…

— Почему?

— Потому что меня не боишься.

— Почему я должна вас бояться? У вас же не заразная болезнь?

— В том‑то и дело, что все это понимают и боятся. Хотя чему тут можно удивляться? Я сам себя боюсь. Один раз посмотрел в зеркало… а там настоящее чудовище. — Дед прищурился от яркого дневного света. — Знаешь, когда домработница пыталась открыть шторы и хоть немного проветрить помещение, я раздражался. А сейчас мир не вызывает у меня неприязни.

— Мне очень приятно это слышать. Вам нужно почаще смотреть на солнышко, на облака, на небо. А хотите, сегодня ночью я покажу вам звёздное небо?

— Хочу, — не раздумывая, ответил дед.

— А вы хоть немного в созвездиях разбираетесь?

— Немного.

— Хотите, я вам их покажу?

— Хочу.

— А хотите, я к вам каждый день буду с утра приходить и показывать солнышко?

— Хочу. Тебе не так часто нужно будет ко мне заходить. День, два… Я чувствую, что угасаю и теряю последние силы.

— Я вчера была в церкви и ставила свечку за ваше здоровье.

— Мечтаю побывать в церкви, но это нереально.

— Почему?

— Я же лежачий. Жаль, что мне не хватает силы встать. Врачи только руками разводят. Вместе со мной только Бог и боль. Я часто молюсь, разговариваю с Богом, прошу забрать меня побыстрее. Ко мне приходил батюшка, я исповедовался. Знаешь, захотелось сбросить с себя груз. Мне стало как‑то легче. Почувствовал себя более готовым уйти на тот свет.

Я ощущала, как слёзы капают всё сильнее, и ничего не могла с этим поделать.

— Знаешь, каким я был год назад? Здоровым, подтянутым, интересным. Любил играть в гольф. А сколько девок у меня было, ты даже не можешь представить! После того, как моя жена умерла, дал себе клятву никогда не жениться. И сдержал. Менял девок, как перчатки. Любил жизнь во всех её проявлениях. Летал по миру. А потом проклятая болезнь… Мне так трудно принять тот факт, что меня скоро не будет… Всё чаще и чаще в голове крутится одна и та же мысль — это несправедливо. Ведь у меня было столько планов и столько желаний… Болезнь сделала меня обозлённым на весь белый свет. Я боюсь смерти и с нетерпением жду конца мучений.

Дед наконец велел закрыть окно, и я быстро задёрнула шторы. Села с ним рядом, взяла за руку и опять заплакала.

— Ты плачешь? Почему?

— Потому, что ничего не могу сделать, чтобы подарить вам жизнь. Я плачу от бессилия.

— Прекрати немедленно.

Я тут же вытерла слёзы и прошептала:

— Извините.

— Не плачь. Если попаду в рай, то стану твоим ангелом. Я поделился с тобой своей болью, чтобы ты ценила собственную жизнь, потому что в ней каждый день может оказаться последним. Тебе повезло, ТЫ МОЖЕШЬ ЖИТЬ. А знаешь, сколько сейчас таких, как я… Тех, кто хватается за тоненькую ниточку жизни. Каждую минуту кто‑то умирает, кто‑то сгорает. Те, кому дана жизнь, очень часто жалуются, мол, она их покалечила, сломала, поставила на колени. Хотели бы они поменяться с такими, как я, местами? Прежде чем говорить, что всё плохо, нужно поставить себя на нужное место. Мне горько оттого, что я умираю и познаю страшные муки, а кто‑то кричит, что ненавидит жизнь и готов на самоубийство. Их проблемы так ничтожны! Анфиса, обещай, что всегда будешь ценить жизнь.

— Обещаю. — Я вытерла слёзы. — А можно я исполню вашу мечту? Можно отвезу вас в церковь?

— Каким образом?

— Вызову «скорую помощь». Они положат вас на носилки и отвезут в церковь.

— Люди будут заходить и думать, что отпевают покойника.

— Плевать, что будут думать люди, — решительно произнесла я и вышла из комнаты.

Быстро переодевшись, я посмотрела на спящего Леонида, взяла сумочку, посчитала в кошельке деньги и попросила домработницу:

— Вызовите, пожалуйста, «скорую». Я не знаю, по какому номеру звонить.

— А что случилось? — заволновалась домработница. — Хозяину плохо?

— Ему уже год как плохо. Вызовите «скорую».

Женщина не стала спорить и позвонила. Но тут же сказала:

— У него есть свой лечащий врач. Нужно сообщить ему.

— Не надо никому сообщать. Нужна машина «скорой помощи». Хозяин мечтает съездить в церковь.

— Но он совсем плох. Он не может встать.

— А это и не нужно. Его внесут в церковь на носилках.

— Но ведь это такой стресс…

— В чём стресс? В том, что человек хочет пообщаться с Богом?

— Но…

— Никаких «но», хозяин хочет этого сам. Сейчас приедет «скорая помощь», узнайте, сколько нужно денег, чтобы Михаила Андреевича доставили на носилках в церковь, подождали там час и привезли обратно.

Ошарашенная домработница автоматически кивнула, затем встретила приехавшую бригаду врачей. Обговорив нужную сумму, они положили деда на носилки и повезли в церковь. Я сидела с ним рядом и, видя, как он закрывает глаза и корчится от боли, слегка сжимала свою руку.

Носилки положили посреди церкви, я села рядом с ними прямо на пол и увидела в дедовых глазах слёзы.

— Я могу уйти, чтобы вы смогли пообщаться с Богом.

— Ты не мешаешь.

За час, проведённый в церкви, мы не обмолвились ни словом. Оба слушали тишину. Я подложила ему под голову высокую подушку, чтобы было удобно смотреть на образа, и держала его за руку. Когда «скорая» доставила нас домой, мертвецки бледный дед посмотрел на меня, и прошептал: