Молли Катс - Никто мне не верит

Он дошел до рапорта о том, как они извлекали енота из квартиры Линн. Естественно, анализы подтвердили, что он был бешеный. Лаборатория была в этом заранее уверена. Он думал позвонить и сообщить об этом Линн, но после сражения в рождественскую ночь, два их последних разговора носили чисто официальный характер, и они были короткими и формальными.

Две недели назад он видел, как его сестра Клэр кричала на своего сына, который выскочил на дорогу перед идущей машиной. Клэр можно было понять, хотя она выбрала совсем не ту мишень, чтобы излить свои эмоции: «Теперь, когда я знаю, что он не умер, я хочу убить его».

Именно это он и делал сейчас в отношении Линн.

Зазвонил телефон на его столе.

— Делано.

— С Новым годом, — сказала женщина.

— Кто это? — пробурчал он.

— Детектив Абигайль Стерн. Департамент полиции Лос-Анджелеса. Вы, вероятно, хотите продиктовать мне номер вашего факса.

Он выпрямился на стуле.

— Зачем?

— Чтобы получить выполненный с помощью фоторобота портрет Джерарда Джона Сэллинджера. Мужчина, черный/коричневый, шесть-один, один девяносто, дата рождения 11/8/53. Плюс жалоба от 7/2/88, поданная некой Барбарой Элис Хайсмит. Преследование, последовавшее за любовной связью, возможное незаконное проникновение в квартиру, та-та-та, состав преступления не доказан. Постоянные телефонные звонки, та-та-та, и так далее, и тому подобное, а теперь мы переходим к последнему абзацу, из которого мы узнаем, что Барбара Элис получила от этого джентельмена против своего желания несколько комплектов нижнего белья порнографического типа и по его просьбе сделала себе татуировку на бедре.

— Это то, что надо, — сказал Майк, почувствовав, как забилось его сердце. — Именно то.

— Это не все. Компьютер выдал эту информацию после того, как я попросила аналитика ввести в него детали в пяти или шести разных конфигурациях, а портрет прилагался, потому что был составлен для опознания в момент подачи жалобы. Но жалоба была подана не на Джерарда Джона Сэллинджера. Жертва знала его под именем Грега Уолтера.

— Дерьмо собачье.

— А вы думали, что у меня пустая голова.

В машине, по дороге на Третий канал, Майк настолько остро ощущал присутствие этого факса на заднем сиденье за своей спиной, что эта бумажка вполне могла бы засветиться, как распятие в столовой его бабушки.

Он бросился бегом к аппарату, чтобы увидеть портрет, как только факс появится, и стоял, с яростью глядя на постепенно выползающие из машины отдельные черты лица: брови, нос, затем губы и подбородок… затем снова посмотрел на губы.

Узкая верхняя, очень пухлая нижняя, большой сам по себе рот, такой, какой бывает у кинозвезд.

Он долго не мог оторвать от него свой взгляд.

Мысль о том, чего касались эти губы, причиняла ему большую боль, чем он мог ожидать.

Подошел Говард Ландрау, чтобы посмотреть, что это его так заинтересовало.

— Алек Болдуин? — спросил Говард.

— Иди в задницу.

— Так кто же это?

— Выродок по имени Джерард Джон Сэллинджер. Известен нам под именем Грега Альтера. Онанист, который преследует Линн Марчетт.

— Она его опознала?

— Она сделает это.

Ландрау замолчал, потом осторожно заметил:

— Ты слишком много вкладываешь в это дело.

Майк пожал плечами.

— Большое телевизионное шоу. Начальство давит.

Сейчас, оставшись один и пробираясь сквозь множество машин, как всегда в это время заполнивших бульвар Моррисей, он задал себе тот же самый вопрос.

У него не было необходимости оправдывать тот факт, что он сам лично везет портрет к Линн. Это было обычной практикой — прослеживать реакцию жертвы и быстроту опознания.

Но это было единственное разумное объяснение, которое он мог предложить. Что касается остального, он не был обязан отвечать Ландрау, но лично для себя он должен был кое-что решить.

Он, действительно, уделял делу Линн очень много времени. И энергии: он думал о нем на работе, вне работы, под душем, в супермаркете.

На самом деле, он занимался именно тем, что в разговорах с Линн продолжал классифицировать как невозможное — гонялся за человеком, который официально не считался преступником и совершал преступления, которые таковыми назвать было нельзя.

Даже этот портрет, этот трофей. Теперь, когда он у него есть, что он будет делать с ним дальше? Он с лаем носился по улице, догоняя машину, и, наконец, поймал ее. Но какую пользу он может из нее извлечь? В Департаменте все-таки прислушались к аргументу об угрозе безопасности после случая с енотом и согласились выдать ордер на арест за преследование, но преступление было настолько незначительно, что это не позволило ему отправиться в Лос-Анджелес и произвести арест. Даже, если этот засранец появится у него перед дверью и скажет: «Привет, я — Грег Альтер, а также Джерард Джон Сэллинджер, арестуй меня», ему все равно будет нужно предоставить веские улики и убедить суд.

Безусловно.

Майк остановился на красный свет и посмотрел на свои пальцы, барабанившие по рулю. На углу был магазин 7-Одиннадцать; может, ему следует на минуту остановиться, выпить чего-нибудь холодного и успокоиться, прежде чем проделать последние полмили до здания Третьего канала.

Свет на светофоре изменился, его решение тоже. Он нажал педаль газа и устремился вперед в потоке машин.

Он знал, что он будет делать. Он распространит этот портрет повсюду: в аэропортах, отелях, такси и компаниях по прокату машин; он перекроет любой самый маленький путь, которым этот парень может воспользоваться для переездов между Бостоном и Лос-Анджелесом. Он еще немного надавит на Лос-Анджелес, чтобы они прочесали свое болото. И тем или иным способом он определит местонахождение Сэллинджера / Альтера / Дерьмовского — и поедет в Лос-Анджелес.

И тогда ему не придется оправдываться перед собой или кем-то еще. Он возьмет отпуск и поедет за свой счет. Затем продолжит работу над остальными делами.

А еще он с полной ответственностью скажет, почему он все это делает.

— Я ненавижу упражнения для плечевого пояса, — сказала Линн.

Элизабет положила полотенце на обитую материалом скамью для упражнений.

— Их все ненавидят. Но мы должны их делать. На этом держатся все остальные мышцы туловища.

— Пояс, подаренный нам природой, — сказала Бернадин с соседней скамьи, на которой она пыталась отдышаться после 150 отжиманий.

Элизабет рассмеялась, но Линн не присоединилась к ее смеху. Она уже не помнила, когда без специально прилагаемых усилий на ее лице в последний раз естественным образом появлялось довольное выражение.

Напряженное состояние, вызванное тем, что она не знала, когда и какую очередную глубинную бомбу подложит ей Грег, плюс давящая на психику необходимость сохранять вид вечносияющей личности — все это приводило к резким головным болям и вибрирующему напряжению в спине и шее.