Молли Катс - Никто мне не верит

Линн попыталась ответить, но Кара остановила ее.

— Пришло время поговорить начистоту. Ты попала в беду, о которой никто не знает? Кто и куда втянул тебя? Ты наркоманка, Линн?

— Нет!

— Мы всегда старались обходить эту тему, но больше этого делать нельзя! — Кара кричала. — У тебя что-то вымогают? Кто-то знает, что ты принимаешь наркотики, и шантажирует тебя?

Линн трясло, но она посмотрела Каре в лицо:

— Я не замешана ни в чем, что бы не рассказала тебе. Я — профессионал, который старается выполнять свою работу.

— Тогда, как ты объяснишь…

— У меня нет объяснений!

Обычно Майк оставался на работе до вечера; это было лучше, чем все остальное, что он мог в настоящее время делать. Но после ухода Линн он почувствовал, что не может относиться терпимо к шуму и активности, которые окружали его.

Он вышел на улицу и, не подозревая об этом, остановился на том же самом месте, где раньше стояла Линн, размышляя о тающих на ее глазах возможностях выбора.

Словно в насмешку или по иронии судьбы, день выдался чудесный.

Ему хотелось разнести что-нибудь вдребезги кулаком.

Он тронулся в путь. Это было нелегко, но уже не так трудно, как тогда, когда каждый шаг причинял острую боль в боку. В конечном счете он сел на автобус и немного проехал.

К середине дня он оказался в районе порта.

Для рабочего дня он был очень оживлен. Чайки быстро слетали вниз, чтобы подхватить угощение, которое бросали им дети. Было много гуляющих и велосипедистов, два киоска с мороженым. Он увидел торговца, продающего хот-доги, и на секунду вспомнил о нетронутом пакете с ленчем, который остался в мусорном ящике участка, но он по-прежнему ничего не хотел есть.

Он остановился рядом со скамейкой и опустился на нее. Отсюда было хорошо видно находящееся чуть дальше по улице здание, в котором жила Линн. Казалось, от ее квартиры исходил какой-то магнетический сигнал.

Он считал, что выполнение решения о прекращении каких-либо личных отношений с Линн, было относительно простым делом.

Но сегодняшний день выявил тот факт, что ситуация была не так проста и имела скрытые пласты, углы и тайники.

Ему даже не хотелось знать, какое из возможных объяснений того, что могло или не могло происходить, является верным.

Он не был уверен, что у него есть выбор.

Он поднялся и прошел еще немного вперед, сознательно удаляясь от дома Линн.

Он думал о списке, который составил для Линн. Она оставила его на столе.

Он остановился и посмотрел на свое отражение в витрине магазина, торгующего футболками. «А что ты ожидал от нее?» — спросил он у отражения. Что после того, что на нее свалилось, она кивнет, схватит карандаш, склонится над списком и начнет анализировать и решать, кто же из ее ближайших друзей и родственников решил занять место ее мучителя?

Он заставил себя остаться на месте и продолжал смотреть на самого себя, пока формулировал следующий вопрос, тот, который мучил его весь этот день.

Неужели это она? Неужели она сама заняла место маньяка?

Может, ей было нужно внимание — друзей, сотрудников и семьи? Внимание полиции или его самого?

Может, это манера поведения, свойственная свихнувшейся знаменитости?

Может быть она настолько не в себе, что не осознает, что сама делает это?

Он еще долго стоял на этом месте, рассматривая свое бесстрастное лицо.

— Возьми небольшой отпуск, — сказала Вики Белински. — Хорошенечко отдохни.

Линн сжала телефонную трубку:

— И тогда?

— Тогда увидим.

Линн было не до игр в вежливость.

— Вики, произнеси это, пожалуйста. Я хочу знать, каковы намерения КТВ. Вы видите возможность проведения пробного показа в ближайшие два месяца? Или вы откладываете его на неопределенный срок?

Последовало молчание, затем из Калифорнии донесся вздох.

— На неопределенный.

В последующие дни Кара приходила на работу и выполняла свои обязанности, Линн делала то же самое, и этим их общение ограничивалось.

Линн старалась пройти через это, надев на себя маску общественного деятеля. Улыбка, пожатия рук. Берешь манеру поведения перед камерой и придерживаешься ее все время. Чтобы она помогла притворяться, что все в порядке.

Она не осмеливалась не притворяться. Не осмеливалась быть уязвимой.

Деннис вызвал ее для разговора, в котором чувствовался отзвук некоторых вопросов, брошенных ей в лицо Карой: не было ли у Линн каких-нибудь проблем с наркотиками? при чем здесь собака Кары? было ли это местью, направленной против нее и Кары?

Только по ночам, в одиночестве, она могла опускаться до состояния подавленной, испуганной и всех подозревающей женщины, которая и была тем истинным человеком, скрывающимся под обличьем очаровательной и уверенной в себе телевизионной ведущей.

Она продолжала принимать транквилизаторы, купленные в аптеке, но старалась делать это как можно реже.

В пятницу она должна была пойти к зубному врачу. Она хотела отменить посещение, но потом передумала; она и так слишком долго откладывала этот визит.

Ощущение физического дискомфорта было своего рода облегчением. Телесная боль вытесняла все другие. И она знала, как с ней справиться, знала ее особенности и пределы.

Она должна была искать облегчение там, где это было возможно.

— Сегодня вечером он поболит, — сказал врач, когда закончил свою работу. Он был сострадательным человеком, который ненавидел причинять боль другим, и был склонен преувеличивать болевой порог своих пациентов. — Я дам вам несколько таблеток перкодана и выпишу рецепт, чтобы вы купили еще.

— Спасибо, не надо, — сказала Линн.

— Возьмите. Они вам понадобятся.

— Я специально наметила это посещение на пятницу, — сказала она, с трудом двигая одной половиной лица. — Мне не нужно выходить на работу до понедельника. К тому времени со мной все будет в порядке.

Доктор Гуриан покачал своей лысеющей головой:

— Сегодня вечером в восемь я собираюсь есть омаров в Велфлите. Я не собираюсь возвращаться раньше утра понедельника. Вы что, хотите испортить мне уик-энд, заставив меня беспокоиться о вашем состоянии?

Линн сказала:

— Вам не нужно беспокоиться.

— А я буду. Возьмите домой таблетки.

Доктор был прав. К тому времени, когда он вскрывал своего омара, Линн уже лежала на диване с пузырем, наполненным льдом. Никакого эффекта, кроме онемения челюсти, это не давало, да и то только тогда, когда она крепко, до боли, прижимала пузырь к щеке. Через некоторое время она бросила это занятие и приняла еще аспирин, помня о том, как однажды Майк заставил ее проглотить эти таблетки во время головной боли.

Как и запах хот-догов, кислый вкус вызывал немедленное воспоминание о нем.