Генри Денкер - Создатель звезд

Вскоре раздался звонок.

— Мисс Шарлен Рашбаум, — сказала телефонистка. — Вызывает междугородная.

— Мисс Шарлен еще не встала.

Это явно была горничная.

— Вам известно, когда она сможет подойти к телефону?

— После вчерашней вечеринки я не могу точно сказать.

— Вы хотите оставить сообщение, сэр? — спросила телефонистка Джефа.

Он мгновение поколебался.

— Да. Пусть она позвонит мистеру Джефферсону в Беверли Хиллз.

— Хорошо, сэр.

Телефонистка передала сообщение.

— Я скажу ей, как только она проснется. Хотя после вчерашней ночи я не знаю, когда это произойдет.

Он положил трубку и настроился ждать.

К полудню по чикагскому времени Джеф потерял надежду. Теперь можно сообщить Доктору о вчерашнем собрании.

Доктор тотчас взял трубку. Он слушал Джефа, но, казалось, Доктор уже все знал, потому что он произнес:

— Похоже, ты ловко обыграл свою поездку в Нью-Йорк!

— Ты понял как?

— Я получил отчеты, два разных отчета о вчерашнем вечере. Ты должен был позвонить, — с легким укором сказал Доктор.

— Я решил, что уже поздно.

— Для тебя никогда не бывает поздно, Джеф! — заверил актера Коун, хотя Джеф помнил много случаев, когда ему не удавалось связаться с Доктором даже днем, когда Коун находился в офисе.

Какая это радость, особенно для актера, — быть нужным. Даже если он знает, что его используют. Сознание того, что кто-то хочет его использовать, действовало успокаивающе.

— Знаешь, Джеф, — сказал Доктор, — ты умеешь обращаться с людьми. Действительно умеешь.

— Кто звонил? — спросил внезапно Джеф.

Хотя Доктору не понравился такой прямолинейный вопрос, он ответил на него:

— Эйб Хеллер.

— Эйб звонил вчера ночью? — удивился Джеф.

— Нет, сегодня утром. Вчера позвонил Эд Берри, — по собственной инициативе сообщил Доктор. — Ему понравилось, как ты провел собрание.

— Сначала он едва все не погубил! — отозвался Джеф.

— Он сказал, что ему не хотелось выглядеть подсадной уткой.

— Да, — сказал Джеф и подумал — доводилось ли когда-нибудь Доктору вести честную игру?

— Я попросил Эйба Хеллера позвонить тебе сегодня утром, — сказал Доктор. — Поговорить с тобой насчет оповещения общественности. Я бы не хотел, чтобы новость разлетелась в виде слуха. Ты как президент Гильдии должен сделать официальное заявление. Возможно, тебе надо устроить пресс-конференцию. Да, это наилучший вариант.

Он пытался сделать вид, будто эта идея пришла ему в голову только сейчас.

— Да, надо устроить пресс-конференцию.

— Я поеду в офис. Обсужу это с Эйбом, — сказал Джеф.

— Хорошо, хорошо, — отозвался Доктор и положил трубку.

Пресс-конференция, состоявшаяся в конце дня, прошла очень хорошо. Эйб и Джеф заранее продумали ответы на возможные неприятные вопросы. Джеф усвоил едкую сочную фразеологию Эйба и эффективно отражал с ее помощью атаки прессы. Журналисты видели главную опасность в том, что теперь у ТКА будут развязаны руки. В ответ Джеф превозносил дальновидность и смелость Доктора, рисковавшего многим ради спасения индустрии в то время, когда другие были готовы смириться с ее гибелью.

Когда последний репортер покинул комнату правления Гильдии, Джеф почувствовал, что замысел стал фактом. Он радовался тому, что все кончилось, что он может вернуться к своей карьере, к вызову, ждавшему его в Нью-Йорке. Весь день он испытывал желание спросить Эйба Хеллера, какую сделку он заключил с Доктором. Но он не осмеливался сделать это, боясь, что никакой сделки не было, что Эйб искренне считал этот шаг со стороны Гильдии самым лучшим и логичным.

Что касается Эдгара Берри, то эта тайна раскрылась сама собой. Через восемь месяцев после решающего собрания Берри подписал контракт на исполнение главной роли в телесериале, продюсируемом ТКА. Следовало признать, что Доктор, как и Бастионе, умел возвращать долги с процентами.

Полет из Лос-Анджелеса в течение первого часа проходил спокойно. Потом до посадки для дозаправки в Чикаго самолет постоянно болтало. Но Джеф почти не замечал этого. Он думал о Шарлен. Возможно, ему удастся позвонить ей из аэропорта.

Все его колебания насчет звонка рассеялись, когда самолет начал снижаться. Пилот объявил, что пассажирам необходимо выйти на двадцать пять минут. Джеф поискал в кармане мелочь. К моменту остановки самолета монеты нагрелись в его руке. Он первым оказался у двери, первым спустился по трапу. Потом побежал по ветреному полю к зданию аэропорта, чтобы найти телефон.

Добравшись до кабинок, он выбрал крайнюю, чтобы было труднее подслушать разговор, захлопнул дверь, набрал номер. Только тогда он понял, что потеет. Наконец ему ответил голос, который он уже слышал. Нет, мисс Шарлен нет дома, хотя ее ждут с минуты на минуту.

Джеф повесил трубку и посмотрел на большие часы, висевшие на стене над регистрационными стойками. Двадцать минут. У него еще есть двадцать минут. Если она вернется в ближайшее время. Он начал ходить между стойками и телефонами.

Четырежды его останавливали пассажиры, узнававшие актера. Двое попросили автографы — один для дочери, другой для внука. Джеф улыбался, пытался проявлять интерес, но продолжал думать о Шарлен.

Когда у него осталось восемь минут, он решил попытаться снова. Вошел в единственную свободную кабинку, стал торопливо набирать номер, сбился, начал все сначала. На этот раз соединение произошло, но вместо длинных гудков он услышал досадные, разочаровывающие сигналы «занято».

Она дома. Говорит по телефону. И поскольку она — женщина, это займет больше восьми минут. Он повесил трубку, вынул монету, снова набрал номер. Снова занято. Он слушал гудки, глядя на наручные часы. Осталось четыре минуты. Сейчас пассажиров позовут в самолет.

Монета вернулась к нему. Он вставил ее влажными, скользкими пальцами обратно. Набрал номер аккуратно, тщательно; раздался длинный гудок.

— Мисс Шарлен? Да, да, мисс Шарлен дома, одну минуту, кто звонит? О, понятно, одну минуту, пожалуйста.

Он подождал, глядя на большие часы над стойкой. Если они не врут, осталось две минуты.

И тут впервые за много недель он услышал ее голос. Он прозвучал сдержанно, но с придыханием, выдававшим волнение.

— Джеф, — произнесла она.

— Да. Это я. Я в Чикаго, в аэропорту.

— Не приезжай к нам! — испуганно взмолилась она.

— Я лечу в Нью-Йорк. Должен быть там к сегодняшнему вечеру. Проведу в городе несколько недель. Почему ты не перезвонила?

— Я… я не могла… — произнесла она так, словно боялась сказать больше.

— Ты можешь говорить? Ты одна?

— Да, я одна.

Но она казалась скованной.

— Тогда почему ты не перезвонила? Я ждал весь день.

— Знаю, — испуганно произнесла она.