Лайза Хелл - Любовный марафон

Над экзотическим Китайским кварталом висела белая круглая луна. Многочисленные пестрые лампочки звездочками сверкали перед старыми домами с их забавно изогнутыми вверх крышами. Плотный людской поток оживленно бурлил на улицах. Обилие туристов, ресторанов, магазинов, уличных открытых лотков с фруктами, овощами и рыбой… И, хотя кругом царило радостное возбуждение, молодым людям становилось все грустнее и грустнее. Нита больше не могла шутить и потеряла всякое желание идти что-нибудь покупать. Все они хотели поскорее оказаться где-нибудь в укромном месте, чтобы в последний раз прижаться друг к другу. Когда Ред предложил прогуляться по спокойной Канал-стрит, выходящей из Китайского квартала, все остальные сразу же согласились.

«Самое страшное, — думала Фелициата, — это то, что, вероятно, им никогда больше не придется встретиться! Никогда!» Все ее тело болезненно сжималось, когда она думала об этом, шагая за руку с Джерми.

Совсем недавно они смеялись вместе каждой шутке, обсуждали все, что приходило им в голову, вместе грустили и веселились, возмущались и восторгались. А их тела как магнитом тянуло друг к другу. Никогда так беззаветно она не отвечала на поцелуи мужчины… Фелициата стала все теснее прижиматься к руке Джерми, нежно поглаживая ее. Пусть все теперь летит к черту!

— Ты не переживай, моя маленькая, — тихо попросил Джерми. — Вероятно, мы еще не раз увидимся, ведь никто не знает, что может произойти. Мы будем обо всем писать друг другу каждый день! — Он остановился и погладил ее узкие плечи. Фелициата не отвечала. Подступающие слезы душили ее. Прекрасные глаза увлажнились. Свет желтого уличного фонаря падал на бледное грустное лицо, когда Джерми нежно приподнял девушку и привлек к себе. — Нет… нет! — умолял он. — Не грусти, Фелициата, покажи мне свою восхитительную улыбку! Думай о том, как однажды мы снова встретимся! А в наших письмах обсудим, как это лучше сделать. Мы оба люди искусства, и случай обязательно поможет нам увидеться вновь!

Фелициата закрыла глаза. Ее лицо оставалось белым и неподвижным как маска. Только когда она почувствовала губы Джерми у своего холодного рта, то немного ожила. Девушка по-детски обвила его шею руками и зашептала:

— Мне так тяжело, невыразимо тяжело, Джерми! Не могла бы я… — «остаться с тобой», — хотела сказать она, но не сказала. Нет этого нельзя делать! Это невозможно. Она так долго и упорно боролась за свою карьеру и теперь не могла от нее отказаться. К тому же не все так просто. В Америке у нее не было бы ангажемента, не было бы работы. Там слишком много своих отличных танцовщиц. А для нее танцы были смыслом жизни…

— Я люблю тебя, моя маленькая! — Впервые Джерми сказал Фелициате эти слова. — Я люблю тебя и поэтому не могу уговаривать тебя ехать со мной. Это было бы слишком эгоистично. И даже подло, понимаешь? Ты спланировала и видишь свою жизнь определенным образом, так и должно остаться. Мне бесконечно тяжело отказаться от тебя.

Он еще теснее прижал к себе Фелициату и с нежной грустью поцеловал. Держа девушку в своих объятиях и чувствуя удары ее сердца, Джерми все сильнее возбуждался. Если бы только раз можно было обладать этим чудом, только один-единственный раз! Но он знал, что затем не сможет бороться с тоской по ее телу. Если уж ему сейчас так тяжело отказаться от нее, то тогда это стало бы совсем невозможным. И все разрушится — ее жизнь, мечты, планы, а самое главное — ее талант. Нет, этого не будет! Он должен окончательно проститься с Фелициатой. Медленно Джерми повел девушку назад к автомобилю.

Гарретт и Нита вообще не произносили ни слова. Каждое мгновение они останавливались и обнимались. Ее лицо горело от его страстных поцелуев, а тело жаждало слиться с Редом. Но Ните все время казалось, что она слышит голос своего разума: «Нельзя! Это не должно произойти, и этого не будет, успокойся!» И все же она бесконечно страдала от неутоленного желания.

— Ты пиши мне, — попросил Гарретт, прервав на миг поцелуй. — Каждый день… обещай… и думай обо мне… обещай… мы увидимся снова, знай это… я уверен… уже скоро! Судьба будет к нам добра, ты должна верить только в это!

Нита послушно кивала головой и не верила ему. Конечно! Разве он не знал этого? Конечно, прежде чем вообще что-то началось!..

Возвращаясь на машине в отель, они молчали. Джерми написал на карточке их с Гарреттом адрес: Джерми Гунтер, Гарретт Портер, Сан-Франциско, Стокктон-стрит, 87. Затем приписал номер телефона.

— Вот наш адрес в Сан-Франциско! — с этими словами он отдал карточку Ните, которая положила ее на колени.

— Только не потеряй ее, — попросила Фелициата. — Что, у тебя нет кармана в юбке?

Нита тотчас засунула карточку в карман.

— Наши координаты пришлем, когда вернемся в Берлин, вероятно, дней через десять. А до этого мы будем вам писать и звонить, честное слово!

Простившись, девушки вышли из машины и долго смотрели ей вслед ничего не видящими глазами. Потом поднялись в номер, бросились на кровать и, взявшись за руки, долго говорили, пытаясь утешить друг друга.

В семь утра зазвонил телефон. Нита отозвалась заспанным голосом. Грустным тоном Гарретт пожелал им доброго утра. Затем Фелициата в последний раз услышала любимый голос Джерми. Наконец в трубке раздался щелчок. Это было окончательное прощание.

— Когда сегодня начнется репетиция? — спросила Фелициата.

— В десять! Можем еще полежать.

— Ты считаешь, что мы их никогда больше не увидим?

— Я не знаю. Никто не способен знать, что произойдет в будущем, Фелициата!

— Но ты бы хотела снова встретиться с Гарреттом?

— И да, и нет! Да, если при этом не была бы разрушена моя карьера. Нет, если бы мне ради него пришлось отказаться от танцев.

— Я так же считаю, но все же верю, что действительно люблю его, Нита. Что такое танцы по сравнению с любовью?

Нита резко поднялась в постели и возмущенно уставилась на подругу.

— Чтобы ты этого больше не произносила, слышишь? — грубо начала она. — Что за чушь ты несешь, Фелициата?! До этого танцы значили для тебя все. Ты танцовщица по убеждению и таланту, ты танцовщица от Бога, а теперь хочешь отказаться от своего предназначения? Вспомни, сколько лет потратили мы с тобой, чтобы достичь нашего мастерства. Вспомни об истоптанных балетках, о твоих окровавленных пальцах на ногах, о том, как мучительно болела спина и ныло уставшее тело, вспомни о бесконечных часах, когда ты работала снова и снова у станка в зале. Вспомни все это и потом еще раз спроси меня: «Что такое танцы по сравнению с чувствами, которые я испытываю к Джерми?»

Фелициата немного помолчала, потом тихо произнесла:

— Действительно, нельзя сравнивать одно с другим. Давай больше не говорить об этом!