Людмила Леонидова - Лондон у ваших ног

Шурочка поймала мой взгляд и облизнулась. Мы понимающе посмотрели друг на друга. Мы вообще могли с ней не разговаривать. «Ему нравится это», — прочитала я в ее глазах и, чтобы не рассыпаться окончательно, выбежала на улицу.

Ноги сами понесли меня на работу к дедушке.

Родители считали его «крейзи», то есть постановили, что после смерти бабушки у него поехала крыша. Они прожили с бабушкой много лет. Он был врач, причем хороший врач, и не мог справиться с ее болезнью. Они очень любили друг друга. После этого, совсем еще не старый, он бросил свою профессию и пошел работать диспетчером в «Скорую помощь». Ему казалось, что там он эффективнее сможет помогать людям. В «Скорую» часто звонили отчаявшиеся люди, которым он ставил диагноз: попытка суицида, то есть стремление покончить с собой. Перед этим им необходимо было с кем-то поговорить. В таких случаях другие диспетчеры переключали на него. Тогда еще не было современной службы «телефона доверия». Дед умел уговаривать, убеждать потерявшихся в жизни. Я не помнила, как добралась до него.

В душной комнатке сидели люди с наушниками и аппаратурой на столе. Несколько пожилых женщин и один мужчина.

Дедушка как раз увещевал какого-то сумасшедшего, который собирался выброситься из окна.

Стояло прекрасное солнечное утро. Я, кстати, тоже не обратила на это внимание, а дедушка расписывал краски природы, чтобы отвлечь того человека, объяснял, что будут и свет, и солнце, и трава, и все эти люди, которые явились причиной трагедии позвонившего, станут наслаждаться всем этим, а его не будет! Отключившись, он тяжело вздохнул, вынул из кармана носовой платок и вытер пот со лба. Потом внимательно посмотрел на меня. Мне показалось, что дед догадался, зачем я пришла, поднялся и обнял за голову.

Я стала сбивчиво объяснять ему, что решила сделать Юре сюрприз и, раньше срока вернувшись из командировки, забежала к родителям, забрала дочку и помчалась со всех ног к любимому. Рассчитывая, что он еще спит, я не стала будить его звонком в дверь, а тихонько открыла ее своим ключом. Расставшись с ним всего на три дня, я так соскучилась, у меня была куча новостей, столько хотелось ему рассказать…

Получив после диплома распределение в одну из центральных газет, я очень гордилась своей первой работой. Меня, как самую молодую, часто посылали в командировки в глубинку. Посылали по письмам трудящихся. После дрянных гостиниц и суточных, которых не хватало ни на что, отмывшись в настоящей московской ванне, я залезала в постель к любимому и рассказывала о чужих бедах, горестях, неприятностях, случалось, даже о неразделенной любви. Юра слушал вполуха, никогда никому не сострадая и не понимая моих бурных эмоций, изредка отстранял меня от экрана — потому что в это время обязательно шел его любимый футбол, волейбол или еще какая-нибудь спортивная передача.

Он был довольно безразличный человек. По жизни его интересовали две вещи: спорт и красивая одежда.

Только сейчас я понимаю, насколько он был примитивен. Даже для такой молоденькой девушки, как я. Но тогда его красота застилала глаза, моя чувственность восполняла отсутствие его интеллекта. Это было какое-то наваждение, зависимость от него.

Командировка, из которой я вернулась раньше срока, хорошо запомнилась мне: в районной больнице произошло ЧП — умер ребенок, которому сделали пересадку кожи отца, коим этот человек на самом деле не являлся.

Судили врача. Поверив родителям на слово, он не идентифицировал подлинность отцовства. Не было средств — в этой больнице вообще не было ничего. Сейчас это кажется невозможным. А тогда, в маленьком городке, когда ребенок опрокинул на себя кипящую кастрюлю, срочно нужно было что-то предпринимать, а из медперсонала — только один хирург, молодой парень по распределению из Москвы. На мой взгляд, он поступил правильно: предупредил родителей об ответственности. Другое дело — мать ребенка. Я как раз беседовала с ней. Она работала официанткой в столовой комбината. Спала с директором. Муж ничего не знал и обожал родившуюся, как он считал от него, дочь. Пересадить свою кожу дочери эта выжженная перекисью блондинка отказалась. Она не знала, от кого у нее ребенок. Просто не задумывалась об этом.

Вопрос из области морали. Кто виноват? Кстати, именно так я хотела назвать свой материал. Я была на стороне врача. Мне не понравилась наглая, с завитушкам от перманента, размалеванная мать, которая подставляла симпатичного доктора. Тот сидел, положив голову на стол, и твердил, что виноват: да в этот день у него не было лаборантки, чтобы взять кровь у папаши, но он мог сделать это сам, а не верить на слово родителям.

Его должны были судить. Но тут в дело вмешалась та сама лаборантка, которой не было. Чтобы выручить доктора, она заявила, что была на работе, делала анализ, и ошиблась.

Операцию молодой доктор провел блестяще. Так признала прибывшая на место разборки комиссия из Москвы. Но организм девочки отторг чужие клетки и… мужчина, считавший себя отцом, подал в суд. Доктору грозила тюрьма. И эта лаборантка, взяв всю вину на себя, написала нам в редакцию трогательное письмо. Она любила этого доктора и собиралась понести вместо него наказание. Ей грозил большой срок.

Я неслась домой к любимому, чтобы рассказать ему обо всем этом и признаться, что поступила бы точно так же.

Как и пообещал мне дедушка, время оказалось лучшим лекарем. Боль от предательства двух самых близких людей постепенно утихла. Обиды забылись. Я повзрослела и стала смотреть на события как бы со стороны.

Познакомившись с Мишей, моим теперешним мужем, и пожив несколько лет в гражданском браке, мы подали заявление в загс. По правде говоря, этот штамп в паспорте нам не очень-то был и нужен.

Нам вручили приглашение в магазин для новобрачных. У нас в стране это была важная составляющая ритуала бракосочетания, своеобразная стимуляция для официального оформления отношений между взрослыми людьми, у которых уже есть ребенок.

В цивилизованных странах существует брачный контракт, который необходим в связи с оформлением документов на имущественные права супругов в случае расторжения брака и других спорных вопросах. Им, на Западе, важно, что каждый получит: какую, скажем, часть акций предприятия, надел земли, или дом, или кому из родителей будет доверено воспитание ребенка.

Это юридическая сторона оформления. Духовное скрепление брачных уз происходит в костеле, церкви, кирхе, в зависимости от вероисповедания. Новобрачные клянутся быть вместе и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит их. Но жизнь есть жизнь, и даже принцы с принцессами, несмотря на родовые традиции и массу условностей, разбегаются.