Иосиф Гольман - И весь ее джаз…

Все-таки этот мир есть за что ненавидеть.

По-моему, их ужасный саб, сварганенный из длинной поджаренной булки, в толщину больше, чем рот Наргиз. Но она смешно его ест, напоминая одновременно змейку и мышку.

Заметив мой взгляд, умудрилась с набитым ртом рассмеяться. Ни крошки при этом не уронив.

Чуть-чуть прожевав, сказала:

– Очень вкусно, правда.

– Ешь, малышка, – сказал я и погладил ее по голове. Она тут же прислонилась к моей ладони щекой.

Счастливое появление этой девчонки перекроило все мои планы.

Раньше главным в жизни было лишь желание замочить Амирчика и Полея. Остальное интересовало гораздо меньше, я об остальном особо не задумывался.

Теперь же ситуация коренным образом менялась.

От своих планов по друзьям детства я отказаться не могу. Это вопрос принципа и понятий.

Но если останусь жив, то надо будет устраивать нашу жизнь с Наргиз. А если не останусь, что более вероятно, то надо будет устраивать жизнь Наргиз без меня. Потому что самая страшная смерть Сергея Краснова виделась мне такой: его – убивают, а ее тащат обратно, в бордель или на ту фабричонку под Ногинском.

Этот вариант развития событий следовало исключить бесповоротно.

Для чего требовались деньги, много денег.

И механизм обращения с ними.

Потому что, когда ты в розыске или, что немногим лучше – ты гастарбайтер без паспорта, – пользоваться даже большими деньгами бывает затруднительно.

Итак, имелись две самостоятельные задачи.

Первая – стать богатым.

Вторая – суметь воспользоваться богатством. Если не мне, то хотя бы Наргиз.

Когда я пытался посвятить ее в ход своих мыслей, она переставала смеяться. И начинала плакать.

Ей не хотелось быть богатой в одиночестве.

Возможно, я виделся ей единственным приличным человеком в этой вселенной. Потому что раньше ей попадались только неприличные.

Пришлось раздумывать самому.

И чем больше раздумывал, тем меньше оказывалось вариантов.

Вообще не оказалось вариантов, кому бы я мог доверить деньги и Наргиз. Точнее – Наргиз и ее деньги.

Относительно приемлемым, как ни странно, мне сейчас представлялся только долбанутый профессор, столь ловко лишивший меня четырех кровных «лимонов».

Я так сконцентрировался на внезапно пришедшей в голову мысли, что почти отвлекся от жены. Впрочем, ее это никак не напрягло. Потому что она, в свою очередь, в данный момент интересовалась только трехцветной кошкой, трущейся о ее ногу. Похоже, это было второе приличное существо во вселенной, потому что Наргиз оторвала кусочек своего расчудесного бутера и дала кошатине. Та с довольным видом – и так же аккуратно – поглощала добычу.

А я напряженно размышлял по поводу профессора.

Как же до меня раньше не доперло! Уже многое можно было бы предпринять.

Профессор, несомненно, умен и со связями – раз.

Второе – он охоч до бабла. Это очень важно, потому что не азартный человек не склонен к риску за деньги.

И наконец, что, может быть, самое важное – профессор вполне упертый мужчина. То бишь – не вполне рациональный. И это вообще замечательно, потому что любой рациональный мужик после моей смерти заберет у беззащитной Наргиз все деньги.

А еще его упертость важна потому, что игра предстояла серьезная. И что-то мне подсказывало, что если этот тип даст слово – то он его не нарушит.

Такое внезапное «внутреннее» открытие резко поменяло мои планы.

Прежде я думал в ближайшие три часа переехать на очередную хату – в старой слишком прижились. Ничего страшного, с руками моей девочки и новая хата к вечеру станет домом. Вторым делом было продумать конкретный план встречи с Амирчиком. Он приезжает ко мне завтра, и я не хочу импровизировать на ходу.

Но теперь все будет по-другому.

Я лихорадочно набирал номер Береславского.

Как жаль, что озарило меня только сейчас!

Наргиз с некоторой тревогой наблюдала за моими действиями.

– Все хорошо, малышка! – улыбнулся я. Она улыбнулась в ответ – как будто тучки ушли с ясного неба. И снова стала кормить кошку.

– Алло? – сразу откликнулся Береславский. Очень хорошо, он на месте.

А мог бы куда-нибудь уехать, разбив все мои едва появившиеся планы. Хотя это же мобильный! Он может быть где угодно. Напряжение вернулось.

– Добрый день, Ефим Аркадьевич! – сказал я вполне светским голосом.

– Здравствуйте, – сухо ответил профессор. Сергей Краснов явно не был его лучшим другом.

– Хотел бы с вами встретиться.

– Мы недавно встречались, – вежливо отказал собеседник. Это действительно было так – он привез первые триста тысяч рублей из своего долга.

– Сейчас по другому вопросу, – сказал я.

– А разве у нас есть другие вопросы? – удивился профессор.

– Мне нужна ваша помощь, – вырвалось у меня. Господи, этих слов я не произносил лет пятьдесят! А может, и вообще никогда не произносил.

– Хорошо. Где и когда? – ответила трубка после слегка затянувшейся паузы.

– Где скажете, – сказал я.

– На Красной Пресне. Набережная возле ресторана «Генацвале». Кораблик называется «Васисуалий». Буду там через час.

– Спасибо, – еще раз я использовал несвойственную мне лексику. Кстати, умных слов уголовник Грязный знает немало – в тюрьме сохранились прекрасные библиотеки. И читать мне всегда нравилось. Может, потому что другими интересными делами я там не был отягощен. Так что за двадцать три года плотного чтения можно было поднабраться красивых слов.

– Мы куда? – спросила моя жена. Ни тени тревоги. Просто ради информации. Куда муж, туда и жена.

– К одному профессору, – сказал я.

– К врачу? – напряглась она.

– Профессор – не обязательно врач, – повысил я ее культурный уровень. – Просто умный человек.

– Хорошо, – сказала она и засмеялась. Видать, что-то было смешное в слове «профессор». Хотя она в любом слове могла найти что-то смешное.

Мы поймали мотор и направились на Красную Пресню. Свою «Приору» с астраханскими номерами я продал на запчасти, без документов, а в метро уже давно не совался, можно было случайно попасться на глаза какому-нибудь наблюдательному менту. Хорошо хоть в сентябре похолодало, и моя куртка уже не так глупо смотрится.

Приехали явно рано, он сказал, что будет через час.

Ну и отлично, есть время осмотреться.

Корабликов с именем «Васисуалий» стояло целых три, боком друг к другу. Приглядевшись, я увидел что Васисуалии все-таки разные. Один, самый маленький, – просто «Васисуалий». Другие имели индекс 2 и 3.

Я посмотрел на часы – можно было потихоньку двигаться.

– Пойдем, – позвал я жену и начал спускаться по ступенькам схода.

Спиной почуял, что Наргиз сзади нет. Метнулся назад – она по-прежнему стояла у гранитного парапета, наблюдая за проплывавшим мимо маленьким банкетоходом «Лоцман». Глаза у нее были распахнутые, и вся она, похоже, витала в каких-то нездешних сферах.