Лариса Кузнецова - Долгая темная ночь...

Штольц что-то писал в своем кресле, и когда я проникла в дверь и плюхнулась на рядом стоящий стул, он долго непонимающе таращился на меня. Тут я вспомнила, что все еще в гриме и со стороны напоминаю подростка. Я решила немного пошутить и поэтому сделав грубый голос прохрипела:

- Дядь, пусти пожить!

Он молча встал из-за стола и больно схватив меня за ухо потащил к двери:

- Тебя родители манерам не учили? Как ты сюда попал?

В этот момент у меня с головы упала бейсболка и длинные волосы рассыпались по плечам. Зло глядя на него, я отклеила накладной нос и возмущенно воскликнула:

- Нет, сам звал, а сам мне чуть ухо не оторвал!

Все еще потирая горевшее огнем ухо я смотрела на Штольца, а он глупо улыбался. Не удержавшись я спросила:

- И что здесь смешного?

Он подошел и порывисто прижал себе к груди:

- Мария! Я так волновался! После твоего письма я не находил себя места. В какой-то момент я даже хотел ехать и потребовать у твоего мужа, чтобы он показал мне тебя. И вот, ты здесь!

Я обратила внимание, что за время, пока мы не виделись он очень похудел. На его щеках была щетина и вообще он сам больше был похож на больного чем те, что лежали в его больнице.

Затем он ушел и вернулся с подносом, на котором дымились две кружки превосходно пахнущего кофе и лежала целая гора бутербродов. Видя это изобилие, я поняла, что голодна как волк, поэтому сразу накинулась на еду, походу с полным ртом рассказывая ему свою историю.

Он сидел рядом со мной и очень внимательно слушал. Пытаясь одновременно жевать и рассказывать, временами я сбивалась, но он меня никуда не торопил. На его бледном лице горели глаза, я видела, что он не просто рад меня видеть. Наверное, именно в том момент я осознала, что он меня любит и что я его кажется тоже. Все в его фигуре и лице было родным. Чувствуя его запах я буквально пьянела. А еще, мне хотелось тепла. После того как умерли родители, рядом со мной не было действительно близкого человека и от одиночества я немного одичала. И вот сидя на его мягком диване и глядя на него, я чувствовала себя так, что я снова дома и что теперь-то уж все будет хорошо. Не сдержавшись, я протянула руку и погладила его лицо. Щетина была грубоватой, но она мне приятно колола руку.

Его реакция была мгновенной, Александр словно этого ждал. Он накинулся на меня и закрыл рот страстным поцелуем. В этом поцелую лучше всяких слов мы объясняли друг другу как скучали, как мы растеряны и в то же время счастливы, а также то, что наше одиночество в прошлом.

Наша одежда буквально в одно мгновенье оказалась на полу. Мы очень торопились, так как итак потратили слишком много времени в прошлом. Теперь нам нужно было это наверстать, узнать друг друга заново, а также о многом поговорить.

В нашем слияние было что-то отчаянное, мы были словно пару влюбленных на тонущем корабле. Эти несчастные понимают, что спасенья нет, а также то, что эти минуты любви могут быть последними в их жизни. И пока все вокруг хватают документы и спасательные жилеты, влюбленные дарят последние минуты жизни друг другу. Все до остатка. До последней капли:

Впервые за долгое время я проснулась очень поздно. Проснувшись, я сладко потянулась, подставляя свое разморенное сном тело солнечному свету, бившему через окно.

Алекса рядом не было, видимо он ушел по делам. Вчера он определил меня в дальнюю палату на последнем этаже. Это был этаж, где лежали тяжелые больные, а также те, кто был в коме, но родственники не хотели отключать несчастных от аппаратов, поддерживающих их растительную жизнь. На этаже было не много персонала, а те что работали, были самыми проверенными. О том, что я здесь никто не должен был знать, поэтому я была поселена среди гнетущего больничного безмолвия. И не смотря на все это, я была до безобразия счастлива. Я была счастлива так, что мне хотелось петь и кричать о том, что я люблю самого лучшего человека на Земле, и что он любит меня.

Поскольку мне запрещено было выходить, то почти целый день я валялась глядя глупые сериалы и листая журналы, которые принес мне Александр. Днем он был еще красивее, он побрился и теперь его гладкая щека терлась о мою, пока я бормотала ему в ухо всякие глупости. Раньше мне это было не свойственно, и видя, как парочки называли друг друга 'Кисуля' и 'Перчик', меня передергивало. А теперь я сама сидела поджав под себя ноги и бормоча ему в ушко слова любви, а когда он наклонял мою голову, чтобы прошептать мне подобную же чушь в ответ, я буквально таяла и мурлыкала как кошка.

Наконец, начинал пиликать его пейджер и он куда-то убегал смеясь, потому что я с деланным гневом кидала ему вслед журналы и называя 'изменщиком'. Он возвращался, целовал меня в нос и снова куда-то убегал.

Неделя пролетела очень быстро, но не смотря на свое счастье, я заскучала. Мне нельзя было выходить во двор и подходить к окну, а обеды мне приносила неразговорчивая медсестра в возрасте, которая на все мои вопросы отвечала или 'Не знаю' или 'кто ж его знает'. В итоге, я начала выть от скуки. Лежа в одиночестве в ослепительно белой палате я думала то о Алексе, то о Чаки. Правда, мысли о Чаки были какие-то отстраненные и далекие. Видимо, я уже достаточно истерзала себя лежа долгими одинокими ночами в его особняке и слушая громкую музыку и смех других женщин.

Сейчас думая о том что было, я не испытывала ни ярости, ни грусти. Не буду врать, я его немного боялась, но в тоже время что-то во мне за это время изменилась. Сам не ведая того, Александр показал мне что такое любить по настоящему и как это может быть прекрасно. Он рассказал мне, что когда я только вошла в его кабинет, он сразу понял, что ждал меня всю жизнь. И тем не менее, он не стал торопиться и форсировать события. Более того, когда я выходила замуж, он думал о том, что Чаки может подарить мне весь мир и с ним я буду счастлива, ведь я это заслужила. Поэтому он ничего не предпринял. А когда узнал, что я несчастна, он сразу же согласился сделать для меня все возможное и невозможное.

Желая меня развлечь, Алекс заказал мне холсты и краски и я наконец-то обрадовшись тому, что не нужно сидеть на одном месте с усердием принялась за работу. Я рисовала его портрет. Мне хотелось отразить на нем его мужество и в тоже время доброту, а также природную интеллигентность и даже застенчивость.

Александр был самой идеальной моделью, о которой мечтают все художники. Он бездвижно сидел на кресле, сцепив перед собой замком руки и глядя на меня своими задумчивыми серыми глазами. В них я видела только себя. Раньше я всегда думала, что представляет собой выражение 'любить - это видеть свое отражение в глазах другого человека'. Сначала я думала, что это что-то типа второй половины или наподобие, но оказалось все проще. Когда тебя кто-то любит, он видит тебя. И куда бы он не смотрел на озеро, дерево, небо. Для него там есть только ты. Вот и я сейчас рисуя Алекса, видела в его глазах свое отражение. Я думаю, что в моих глазах тоже было что-то подобное, потому что, глядя на меня, у него на губах играла красивая мечтательная улыбка, от которой щемило сердце. Давно я не чувствовала себя так хорошо!