Анастасия Соловьева - Полюбить Джоконду

Нет, думала я дальше, спокойствие в ближайшее время мне не светит. Когда я теперь увижу Ленку? И надо же было наобещать ей с три короба, чтобы тут же убедиться — все обещанное невыполнимо. Просто фантастика… Я переживала еще и потому, что дочь в первый раз после долгого отчуждения поверила мне, трагический барьер был наконец-то сломлен. А теперь я воздвигала новый собственными руками.

От Лены мои мысли вихрем метнулись к Саше, но и здесь не было ничего утешительного. В Москве мы привыкли довольствоваться короткими встречами, часто в машине или на людях. Но теперь я понимала: это гораздо лучше, чем не видеться вообще. Захотелось наплевать на Ольгу, взять такси и поехать в Бутово. А вдруг это опасно? В действительности наши отношения должны быть глубоко безразличны всем: Иннокентию, Гришке, Карташову. Но существует неписаное правило: отношения надо скрывать. Мы просто помешались на конспирации!

Я вышла из метро, окончательно запутавшись в рассуждениях. Ольга уже стояла в условленном месте.

— Ну, Лиза, придумали, как нам с вами время провести? — Она улыбнулась.

— Нет. Честно говоря, я думала совсем о другом.

— Вы расстроены? Встревожены? — Ольга внимательно на меня смотрела: мы шли вверх по Маросейке мимо храма Николы в Клениках, мимо свежеотреставрированных боярских палат. — Для начала пойдемте в кондитерскую — заедим горькие мысли сладкими пирожными.

В кафе «Эстерхази» мы заняли место в глубине зала у стеклянной витрины, больше напоминающей стенд этнографического музея: в ней красовались экстравагантные сапожки, зеркало в потемневшей бронзовой раме и плетеный сундучок.

— Нам по два пирожных «Эстерхази», по чашке эспрессо, — обратилась Ольга к девочке-официантке в пестром сарафане со шнуровкой и в красном капоре.

Через несколько минут красная шапочка принесла заказ.

— Очень вкусно. — Я похвалила пирожное. Вкус его я разобрать не могла, просто ужасно хотелось есть, в глазах буквально мутилось от голода.

— Как дочка? — Ольга весело подмигнула мне, отхлебнув кофе. — Звонили ей?

— Звонила. Мы очень хорошо поговорили.

— Значит, вы не из-за дочки такая грустная?

— Как вам сказать? Я ей обещала, что на днях появлюсь, объясню все… А теперь — все летит в пропасть по независящим от меня обстоятельствам.

— Что-то случилось?

— Нам срочно приходится уезжать из города.

— Вам с Сашей?

— Хорошо бы с Сашей! — начала я в запальчивости, но осеклась. — У Гриши. Помните, наш приятель? У него проблемы, надо его поддержать. Одним словом, мы сегодня ночью уезжаем в Петербург.

— С Гришей? — вытаращила глаза Ольга. — Да что он к вам привязался?!

— Ну кто ему еще поможет? — оправдывалась я. — У них с женой четверо детей. У нее совсем времени нет. Родители старенькие. Саша — единственный друг — по горло занят на работе.

— Все равно, это очень странно! — возмущалась Ольга. — И как он только отпускает вас?!

— Да, нам всем сейчас тяжело. Выбираем между плохим и худшим.

— Значит, — Ольга искала ключ к разгадке нашей шведской семьи, — эти неприятности каким-то боком затрагивают и Сашу?

— И Сашу, и меня — всех. — Я обрадовалась, что разговор опять входил в приличное русло.

— Но ехать надо именно вам, — не унималась Ольга. — И что у нас за мужчины такие? Один беспомощный, как ребенок, другой, видите ли, на работе занят!.. А как же вы это все дочке объяснили?

— В том-то и дело, что никак. И не представляю даже, с чего начинать…

— Знаете что, Лиза, — заговорила Ольга, немного помолчав, — я вам скажу по своему опыту: детям всегда надо говорить правду… Правда тоже разная бывает, иногда ребенок может быть шокирован. Но тогда… ситуацию надо приукрасить, смягчить. А вот обманывать, а тем более скрывать — нельзя точно.

— Что же делать?

— Позвоните ей. Расскажите обо всем, насколько это возможно.

— Может, не надо? — раздумывала я. — Зачем ей раньше времени забивать голову? Скоро занятия в школе начнутся…

— Не того вы боитесь, Лиза! Не того! Мы все хотим своим детям добра: чтоб они выросли здоровыми и выучились, знания получили. И большинству это удается: дети оканчивают университеты, становятся специалистами, зарабатывают деньги. Но в остальном… И главное, они привыкают к мысли, что вам от них ничего не нужно, даже участия.

— Как можно требовать участия? — удивилась я. — Оно или есть, или нет!

— Да, что касается всех остальных, вы правы. Но если речь идет о вашем ребенке… участие, сострадание, все человеческие чувства — их воспитывать надо. И материалом вовсе не обязательно должны быть жалостливые рассказы о животных. Вот вы, красивая, молодая женщина, явно переживаете кризис и боитесь поделиться горем с единственной, почти взрослой дочерью! А почему?

— Это все так сложно… она не поймет.

— А вы учите ее понимать. Я двоих детей вырастила и уверена: надо объяснять каждый шаг, каждую ситуацию, чтобы потом…

— Что?

— Не стать вдруг никому не нужной.

— Простите, Оля, вы так говорите, как будто о себе…

— Да! Угадали! О себе! Думаете, мне нужен этот проклятый антиквариат?! Временами я его просто ненавижу! А что еще делать? Сыновья выросли, у них своя жизнь. Звонят раз в неделю, раз в месяц заезжают и уверены, что выполнили свой долг. Им не приходит в голову, что матери может быть грустно, тяжело, одиноко — с детства я все скрывала от них. Не хотела голову ерундой забивать!.. Ну, звоните дочке!..

Ленка отозвалась мгновенно:

— Чего, мам?! Ты едешь?

— Нет, Лена. Пока я приехать не смогу.

— А я тут генеральный шмон к твоему приезду учинила и торт приготовила.

— Испекла?

— Нет, коржи мы с Настей купили. Зато начинку сделали сами: взбитые сливки, киви и свежая клубника.

— Ты где зимой клубнику достала?

— Секрет. Ну, когда приедешь?

— У меня проблемы, — начала я осторожно.

— С Александром Васильевичем?

— Нет, мои собственные. Сегодня я уезжаю из Москвы. В Питер еду.

— А вернешься когда?

— Недели через две, может.

— Значит, торт можно съесть? — как ни в чем не бывало спросила Ленка. — Я Настю позову.

— Лена, — сказала я, как будто прыгнула в холодную воду. — У меня неприятности и плохое настроение.

Я вообще-то не очень умела жаловаться, а тем более собственному ребенку. Но Ольга права: порой из-за глупой, неуместной родительской деликатности дети вырастают чудовищами.

— А ты о неприятностях не думай! — Ленка неловко попыталась проявить душевность. — Вспоминай об Александре Васильевиче или… обо мне.

— О неприятностях забыть невозможно, их надо ликвидировать. Но ты действительно самое главное мое утешение.

— Я тебе каждый день звонить буду! — расчувствовалась дочь.

Мы распрощались.