Фредерик Дар - Значит, ты жила

Вместо того, чтобы продолжать, следователь пристально смотрел мне в глаза, будто мог прочесть в моем взгляде охватившую меня панику.

Я старался сохранить невозмутимый вид, но внутренне похолодел. Все вокруг меня дрожало: застывшее лицо следователя и неподвижные предметы, которые казались мне теперь враждебными, включая мраморную пепельницу!

Толстый секретарь вертел в пальцах ручку и, казалось, думал о другом.

— Сомме, экспертизой установлено, что помада, обнаруженная на лице вашего друга Стефана, не та, что была на губах вашей жены в момент ее смерти!

Любопытная вещь — это сообщение меня не удручило. Чувство, которое я испытал, было скорее похоже на злость. Страшную злость на себя самого. За то, что я допустил такую оплошность. Ну да, конечно! У Андре, как у большинства женщин, было несколько разных помад! Та, которую я подхватил с ее тумбочки, отличалась от той, которой она утром намазала губы!

— Забавно, — вздохнул я.

— Господин следователь, — вмешалась Сильви. — В своих показаниях мой клиент утверждает, что, войдя в дом, услышал доносившийся из спальни смех… Почему же не предположить, что в этот момент мадам Сомме забавляясь, мазала помадой лицо своего любовника. Обычные игры влюбленных…

Высказанное ею предположение прозвучало столь жалко, что она замолчала. Следователь вообще не удостоил вниманием ее слова. Сложив руки, он произнес:

— Второй вопрос, Сомме.

Он чуть было не сказал, «мосье Сомме», но в последний момент спохватился.

Он весьма искусно вел допрос. Наносил удар и, не дожидаясь реакции, тут же переходил к другому…

— Мосье Сомме…

На этот раз слово было произнесено: оно вырвалось у него помимо воли. Я понимал, почему с этих пор следователь испытывал потребность обращаться ко мне «мосье». Он внезапно проникся ко мне уважением, ибо получил доказательство, что я — настоящий преступник, а не какой-нибудь там несчастный обманутый муж, ставший жертвой собственного приступа гнева.

— Мосье Сомме, вы не знали об этой, так называемой связи вашей жены?

— Разумеется, нет!

— Значит, вы никогда не держали в руках полученные ею любовные письма?

«Отпечатки пальцев! — сказал я себе. — На письмах есть мои отпечатки пальцев!»

— Нет, никогда!

Я сам копал себе могилу! Да, теперь в саду зарывали в землю меня самого.

— Никогда?

— Никогда, господин следователь!

— Однако, на этих письмах есть следы пороха… А также частично отпечаток большого пальца вашей правой руки… Он остался, потому что на палец попала револьверная смазка… Вам известно, что, когда человек производит выстрел голой рукой, на пальцах в течение длительного времени сохраняются частицы пороха? Вы забыли об этом, мосье Сомме?

В самом деле, я совершенно об этом забыл.

— Я жду от вас ответа!

— Мне нечего сказать… Я решительно отвергаю ваши намеки, господин следователь!

— Вы называете это намеками! Однако это доказательства, Сомме! ДОКАЗАТЕЛЬСТВА!

Он пригладил ладонями виски.

— Вы все подстроили?..

— Что именно?

— Смерть вашего друга и вашей жены. Вы хотели заставить всех поверить, что они — любовники, попытались организовать все так, будто вы застали их на месте преступления — такова истина!

— Нет! — выкрикнул я.

Внезапно я ощутил на своей шее холод ножа гильотины. Последние слова следователя означали, что я разоблачен и меня накажут. А за столь ужасное преступление могло быть лишь одно наказание!

— Да, Сомме. Вы пригласили своего друга к себе перед тем, как уехать из Парижа, ибо вы запланировали неожиданное возвращение домой!

— Неправда!

Он раскрыл папку.

— Вот, что мы обнаружили в корзине для бумаг в вашем офисе!

Это было расписание поездов западного направления. На страничке, где значился Этамп, я отметил галочкой время…

Я не смог ответить. Так все сразу — это было слишком. Сильви оказалась права: следователь Лешуар знал, как взяться за дело, чтобы сломить обвиняемого.

— Итак, — вновь заговорил он в то время, как секретарь скрипел пером по бумаге, — вы назначили ему свидание у себя дома. Вы спровоцировали дорожную аварию, вернулись домой…

— Все это выдумки, — пробормотал я.

— … вы вернулись домой. Жена и друг потребовали от вас объяснений. Тогда под угрозой оружия вы заставили их раздеться… И убили!

Следователь на мгновенье замолчал. Своими тонкими пальцами он рисовал на лежащей перед ним папке странные узоры, казалось, полные для него значимости — он снова видел в них некие вещие знаки.

— Затем вы измазали лицо друга губной помадой… И спрятали эти письма, которые уже находились у вас.

Говоря это, он сам того не подозревая, вновь возвращал мне надежду.

Письма Стефана были моим последним шансом. Написанные его рукой, — этого никто не мог отрицать! — они являлись доказательством его связи с моей женой.

Их связь! Теперь только с помощью этой связи моя голова могла удержаться у меня на плечах!

Я быстро разрабатывал план защиты. Отрицать! Я должен все отрицать, в том числе — и даже в особенности — очевидное. Да, отрицать истину, откопанную в моем саду, ни в коем случае не признавать ее. Вот цена спасения!

— Я отрицаю, господин следователь!

— Это нелепо! Доказательства…

— Вы называете это доказательствами, а я — нет, ибо я знаю, что невиновен!

— Звучит странно!

— Во всяком случае я невиновен, когда речь идет о преднамеренности, которую вы с такой настойчивостью стремитесь доказать!

Наступило молчание. Секретарь воспользовался паузой, чтобы вытереть перо о какую-то безобразную тряпку, служившую для этой цели годами.

— Мосье Сомме… — отрывисто произнес следователь.

У него был резкий голос, словно созданный для того, чтобы допрашивать и на полуслове обрывать отвечающего. Голос, умеющий только задавать нескромные вопросы… В общем его ремесло суть бестактность, бесстыдство…

Я лишь невозмутимо взглянул на него как человек, которому нечего опасаться и который с совершеннейшим спокойствием воспринимает происходящее.

— Мосье Сомме, в последнее время вы часто навещали своего друга?

— Ну и что же? Разве друг не есть прежде всего человек, с которым видишься регулярно?

— Только вот одна деталь нас удивляет… Новая, видите ли, деталь…

— Какая?

— Когда вы приходили к своему другу, у вас, по словам слуги, была перевязана правая рука.

— Возможно.

— Как же получается, что вне «Мусо» у вас этой повязки не было? Люди из вашего окружения категорически утверждают: ее не было.

— Ничего не понимаю…

— А я понимаю!

— Вам повезло, господин следователь!

— Вы притворились перед другом Стефаном, будто повредили руку, и попросили его написать для вас любовные письма…