Кристина Грэн - Аферистка

В этом последнем акте пьесы отец превосходил самого себя. Разработанная им система имела только один недостаток. В конце концов он оставался с пустыми руками, а порой еще и с крупными долгами. Нанятый персонал, взятый напрокат роскошный автомобиль, снятое в аренду помещение офиса — со всем этим он расставался. В отличие от многих крупных мошенников Вондрашек старался держаться в рамках. Он не оставлял после себя выжженную землю. Инвесторы зализывали раны, но не заявляли на него в правоохранительные органы. Отец очень гордился тем, что за всю карьеру его лишь однажды вызвали в суд. Однако ему удалось уладить дело, выплатив крупный денежный штраф.

Отец не считал себя мошенником. По его мнению, он был бизнесменом. Консультантом по инвестициям, изобретателем новых финансовых схем, иллюзионистом, актером, анархистом. Наступало время, когда он начинал все сначала. В конце третьего акта, когда игра с клиентами заканчивалась, мы порой оставались на мели. У нас не было денег даже на то, чтобы заплатить арендную плату за дом. И тогда начиналась вторая волна осады.

В этот период отец называл имущественные отношения корнем зла. Владельцы же недвижимости смотрели на ситуацию совсем иначе и своими действиями подтверждали предубеждения Клары против имущего класса. Однако законы правового государства мешали собственникам расправиться с нами. Правовое государство не позволяет арендодателю выставлять квартиросъемщика за дверь, даже если тот не платил за жилье. Прежде чем выселить неплатежеспособного жильца, владелец недвижимости должен пройти длительную юридическую процедуру, которая могла продолжаться до полугода. Ему необходимо послать жильцу несколько письменных уведомлений, а затем наконец расторгнуть договор о найме жилой площади через суд. Таким образом закон защищает слабых от произвола сильных.

Значит, мы были слабыми… Порой мне это казалось странным и даже смешным, а порой — нет. Мы, слабые люди, жили в роскошных домах, и Клара угрожала их упрямым владельцам актами вандализма. В осадные дни она варила картофельный суп с сосисками и писала адвокатам наймодателей, что закон о защите прав квартиросъемщиков запрещает отключать электричество и отопление. В дни временных трудностей Клара вдохновенно вела классовые бои за права бедных. А отец тем временем строил новые планы, обсуждал с Клер философские и политические вопросы и предоставлял ей право отбиваться от наймодателей и погашать счета. А меня, как всегда в такие периоды, охватывал страх. Утром я незаметно ускользала из дома и шаталась по улицам, прогуливая школу. Ведь я знала, что все равно скоро покину этот город. Кроме того, я понимала, что полученные в школе знания не помогут избавиться от ужасной действительности, в которой я жила.

Я всегда была на плохом счету как в младших, так и в старших классах. Некоторые учителя полагали, что я — высокоодаренная бездарь, другие даже не пытались докопаться до причин моей плохой успеваемости.

По приезде в Гамбург я твердо решила бросить школу, найти работу и поселиться отдельно от отца. Однако трусость не позволила мне сообщить домашним о второй части моих планов. Отец, как всегда после переезда в новый город, пребывал в эйфории, и его настроение, как обычно, передалось Кларе. На моей памяти это была уже тридцатая постановка пьесы о том, как Наполеон соблазнил мамашу Кураж. Она не смогла защитить своих детей. Впрочем, Клара даже не предприняла попытку сделать это.

Пансионат на кенийском побережье вместе с площадкой для игры в гольф обогатил Вондрашека на пять миллионов марок. А официантка во второразрядном портовом ресторане зарабатывала, включая чаевые, всего полторы тысячи марок в месяц. За эти деньги она должна была шесть дней в неделю метаться между кухней и залом.

Клара восхищалась моей выдержкой и упорством и одновременно возмущалась эксплуатацией, которой я подвергалась в ресторане. Она перекрасилась в блондинку и красовалась в шелковой блузке, кашемировой юбке в складку и жемчужном ожерелье. В отличие от нее я носила дешевую одежду, в которой обычно выходила на работу. Юбку из искусственной ткани я прикрывала красным передником, а пуловер с глубоким вырезом надевала прямо на голое тело. И хотя шерсть слегка кололась, это все же лучше, чем потеть, надев синтетический лифчик.

Несмотря на бедность, я не испытывала счастья. Горе Клары вызывало у меня только злорадство. Дело в том, что у отца появилась новая пассия, актриса. Ее звали Беата, и она была на целую голову выше Вондрашека. На вид я дала бы ей лет сорок, но она утверждала, что ей тридцать. Беата старалась во всем подражать Марлен Дитрих, хотя являлась всего лишь жалкой копией великой актрисы. Ее лицо покрывал такой густой слой грима и косметики, что за ним невозможно разглядеть настоящие черты. Такой макияж больше походил на маску или шапку-невидимку. Ее лицо не выражало никаких чувств. Когда Беата смеялась, она тщательно прикрывала рот рукой.

Клер ненавидела ее, как и всех женщин, которых отец приводил в дом.

— Когда дело касается женщин, ему отказывает вкус, — говорила Клер (если в доме присутствовали чужие, имя «Клара» было под запретом).

Наполеон Вондрашек заводил себе подружек только тогда, когда находился на волне успеха. И его не останавливало, что Клара страдала, видя его с другой женщиной.

— Тот, кто запутался в своих чувствах, отстает на дистанции, поскольку не может двигаться дальше, — говорил он, попыхивая гаванской сигарой.

Отец отпускал беззлобные шутки по поводу «моего флирта с рабочим классом». Он говорил, что в молодости тоже работал в гостиничном бизнесе, однако карьера Феликса Круля не прельстила его.

— Я работал в отвратительном отеле в Брно, детка, в котором жили отвратительные постояльцы. От них дурно пахло, но в нашем отеле стоял еще более отвратительный запах. Я относил в номера их потертые чемоданы и ждал, когда мне дадут жалкие чаевые, виляя хвостиком, как собака. И если мне ничего не давали, я вел себя нагло и дерзко. Но они не обращали на это никакого внимания. Именно такая ситуация казалась мне невыносимой.

— Я не отношу чемоданы в номер, отец.

— Конечно. Но от тебя тоже дурно пахнет, прости меня за откровенность. От тебя воняет, как от торговки рыбой.

Я с интересом слушала рассказы Вондрашека о его молодости. Теперь, по прошествии многих лет, когда его жизнь кардинально изменилась, истории из его юности превратились в анекдоты. Он рассказывал их с усмешкой, как будто речь шла не о нем самом, а о постороннем человеке.

— А потом? Что было потом? — спросила Клер, разливая чай.

Было воскресенье, и мы сидели на террасе, хотя дул довольно сильный ветер. Однако отец не хотел нарушать традицию. Он считал, что солидному человеку по воскресеньям нужно пить чай с семьей на террасе и любоваться видом на Эльбу.