Мария Ветрова - Уведу родного мужа

— Ты его все-таки убила… — прошептала я и благополучно лишилась сознания в третий раз подряд за последние дни.

Между прочим, профессор Иван Константинович, который грозил написать жалобу на Фрэда его же московскому начальству, на поверку оказался настоящим лапушкой. И почти сразу согласился положить меня в одну палату с Любочкой Вышинской. Хотя Любочкина палата считалась послеоперационной и ставить там больше одной койки было не принято. Но профессор, узнав про всю эту ужасную историю, пошел нам навстречу и разрешил, тем более что Любочка ужасно страдала от одиночества и, как выяснилось, от невозможности поговорить с кем-нибудь, кроме своей мамы Ирины Львовны, о высоком… Я имею в виду высокие материи.

Возможно, кому-нибудь ее разговоры и показались бы чистой воды занудством. Но мне такой вариант обновленной Любочки нравился куда больше предыдущего. И, не особенно вдаваясь в причины столь разительного перерождения, я слушала ее с удовольствием. И во всем соглашалась — особенно с тем, что людей, причинивших тебе даже столь жуткие неприятности, какие были причинены нам, следует прощать…

Посетителей сразу же стало ходить в два раза больше, но нетерпеливее всех я поджидала, разумеется, мою лучшую подругу Таньку, спасшую мне жизнь. Впервые она объявилась только на третий день моего пребывания в больнице, после того как стало окончательно ясно, что Вильям вполне жив и даже здоров и, соответственно, пригоден к тому, чтобы держать ответ за содеянное по полной программе… После этого Татьяна наконец прекратила рыдать от мысли, что стала убийцей, и, едва дождавшись возможности глядеть на мир не сквозь опухшие щелочки, а более-менее нормально, дунула ко мне в больницу. Разумеется, в неприемные часы, и, разумеется, ее, как дочь генерального прокурора города, ко мне впустили.

— Ли-изочка, — попробовала она вновь начать лить слезы прямо с порога, но, перехватив предупреждающей взгляд сопровождавшей медсестры, тут же сменила пластинку. — Жаль, что я его не убила! — заявила Татьяна совсем другим, кровожадным голосом и решительно прошагала к моей кровати, не обращая внимания на тихо ахнувшую от ее заявления Любочку. В руках у Татьяны был огромный пакет и цветы. Спустя минуту обе имеющиеся в палате тумбочки были сплошь уставлены всевозможной вкуснятиной домашнего приготовления в разнокалиберных кастрюлях, кастрюльках и даже кружках.

— Я твои домашние запасы привела в порядок, — деловито сообщила Татьяна. — Не понимаю, как можно так жить: ни специй, ни мяса в морозилке, ни даже соли в запасе! И кто тебе сказал, что собак можно кормить одним «Педдигри»?!

— Не вздумай мне избаловать Варвару своими котлетами, — прошептала я, поскольку говорить громко пока еще не могла: мое бедное горло пострадало в этой истории больше всего. Особенно после железных объятий супруга…

— Ты тут лежишь и, наверное, ничего не знаешь, — хвастливо заявила Танька, — а я владею всей информацией!..

Я не стала ее разочаровывать и признаваться, что уже два раза за подаренные шоколадки, которые я теперь на дух не выношу, медсестричка тайком водила меня в мужское отделение к Фрэду… Сам он пока что ходить после того ранения не решался, тем более так далеко. Что не мешало ему быть полностью осведомленным о происходящем за стенами больницы… Коллеги навещали моего телохранителя исправно, установив строгую очередность. А один раз к ним даже подключился капитан Широков.

— Ну так вот, по поводу информации, — заливалась между тем Татьяна. — Кто бы мог подумать, что Вильям такой жадный на деньги?! Вот ты мне скажи: чего это ему не хватало? У нас же было все! Две машины, квартира, фирма… И отец, способный всегда прикрыть этого паразита от налоговой… А?

Я опять не стала разочаровывать горевавшую Таньку и объяснять ей, что фирма на самом деле, так же как и доходы от нее, была подотчетна государству в лице весьма грозной организации…

— Знаешь, — вдруг загрустила Татьяна, — еще похоже, что эту предательницу он действительно любил… В отличие от нас с тобой!

Я нахмурилась и уже хотела сказать, чтобы Татьяна не чесала нас с ней под одну гребенку, потому что кого-кого, а меня-то он любил точно, пока возможность вершить темные делишки под прикрытием ее папашки не пересилила это чувство. Но тут некстати вспомнила наши с Вильямом последние железные объятия и снова промолчала.

— Отец рассказывал, у них, в этом ведьмячьем гадюшнике, нашли паспорта зарубежные на фальшивые имена и билеты… Представляешь, если бы облаву устроили на день позже, они бы успели сдуть на своем «мерседесе» в столицу, прямо к самолету… А там — ищи-свищи эту парочку по всему свету…

Я сделала круглые глаза, старательно изображая крайнее удивление, потому что окончательно решила не разочаровывать мою лучшую подружку никогда и ни в чем. На самом деле и про паспорта, и про авиабилеты, а заодно и про номер зарубежного счета, на который они сумели перевести не умещавшуюся в моем воображении сумму денег, я знала уже два дня из трех, проведенных в больнице. Естественно, от Фрэда. Единственное, о чем я пока что не спрашивала своего поправляющегося от ранения телохранителя, — так это о судьбе Лариски… Бог весть почему, но я никак не решалась до сих пор произнести ее имя вслух… Поразительно, но Танька, не отличавшаяся прежде проницательностью, каким-то чудом это поняла.

— Знаешь, — сказала она тихо, — мне ее тоже жалко… Конечно, много ей не дадут… Она ведь только соучастница, к тому же беременная… Но я все равно закатила отцу скандал, и ей изменили до суда меру пресечения на подписку о невыезде… А?

— Ага, — сказала я и почувствовала, как у меня, вслед за Танькой, повлажнели глаза.

— Хватит об этом! — тут же сказала она и мгновенно принялась рассказывать о собственном героизме в момент захвата нашего бывшего возлюбленного, очень неожиданно поясняя, каким образом ей удалось победно завершить тактически проваленную целой кучей вооруженных до зубов мужиков операцию.

— От трусости! — уверенно пояснила Танька. — Когда я поняла, что спятивший от злобы и жадности муж движется в мою сторону, к моим кустам, по дороге додушивая тебя, я просто озверела от страха… Даже не помню, как прямо на четвереньках метнулась к своей машине и назад, уже с монтировкой… Она у меня всегда под сиденьем лежит на всякий случай!.. И вот, в этом состоянии озверения увидев вблизи, что этот гад с тобой сделал и как он тебя пинает, мне показалось, что уже умершую, я ка-ак кинусь на него, ка-ак жахну по башке… ка-ак заору во всю глотку!.. Ну а остальное ты и так знаешь! — традиционно завершила в свойственной ей манере красноречия храбрая Татьяна.