Джейн Хичкок - Светские преступления

Триш всячески расшаркалась перед блестящей парой — и совершенно напрасно. Поскольку эти двое относились к откровенной лести с одинаковой неприязнью, они поспешили от Триш ко мне. Миранда чмокнула воздух возле моей щеки, как умела только она — сердечно и при этом так, чтобы не потревожить ни макияж, ни прическу.

— Выглядишь безупречно, — шепнула она.

Следующей была моя дорогая Джун, поразительно похожая на абрикос-переросток. Цель жизни Джун — оставаться вечно молодой, что не может не сказываться на ее манере одеваться. Как фасон платья, так и оттенок его больше подошли бы кудрявой первокласснице для маскарада, чем гладкой брюнетке пятидесяти лет для званого вечера.

— Сказочно выглядишь! Нет, вы только взгляните на этот шатер! Похоже на луковицу с подсветкой. Кого мы здесь сегодня имеем? Кто еще ожидается? Ноги и язык болят заранее!

Джун звенела натянутой тетивой, гудела, как до предела заряженный трансформатор. Глаза ее рыскали из стороны в сторону, выискивая в толпе известные лица (так пара самонаводящихся ракет ищет источник тепла). Вот они засекли цель — модную журналистку и хозяйку салона. Джун просияла и метнулась в ту сторону. Маленькая слабость подруги казалась мне трогательной. В своей пышной юбочке она напоминала девчонку, коллекционирующую автографы, которая преследует очередную знаменитость, сжимая блокнот в потных от волнения руках.

Чарли Каан помедлил, давая жене возможность освободить территорию. Поджарый седовласый мужчина, по виду стопроцентный аристократ, он адресовал мне бледную улыбку и короткое нервное рукопожатие. Такой уж была его манера приветствовать. Он держался, как пугливая левретка, которая вечно опасается, как бы на нее не наступили.

— А где же великий человек? Надеюсь, он еще жив?

— Не только жив, Чарли, но и в добром здравии, хотя и не настолько, чтобы часами оставаться на ногах.

— Вот я и говорю, жизнь — это светский прием. Всего уже отведал, больше не лезет, а уходить еще рано!

Чарли засмеялся. Я — нет.

За ним на очереди была Бетти Уотермен. Она искоса оглядела восточный костюм Триш Бромир, склонилась ко мне и прошептала:

— Можно изъять наложницу из гарема, но печать все равно останется…

Я нашла это замечание довольно-таки несправедливым, учитывая то, какому наряду отдала предпочтение сама Бетти. Она выбрала что-то среднее между кафтаном и туникой, лимонно-желтое и обильно украшенное голубой тесьмой.

— Этот шедевр весит полтонны, никак не меньше! — пожаловалась Бетти, беззастенчиво поправляя подплечники. — Гил сказал, что я похожа на Тутанхамона.

Сравнение было на редкость меткое. Как ни поправляй, туника вызывала в памяти посмертные пелены египтян.

Насколько мне было известно, у этой пары как раз гостила какая-то французская графиня. По словам Триш Бромир, Бетти интересовалась, можно ли взять ее на званый вечер просто так, без приглашения. Дорогуша Триш! Хотя она и сетовала на необходимость менять местами таблички на столах, было видно, что втайне она рада визиту титулованной особы.

— А где же ваша графиня? — поинтересовалась я у Бетти.

— С Гилом. Мы сегодня порознь — мне придется уйти раньше. Не хочу пропустить репортаж с матча по теннису. — Она раскинула руки и пошла в толпу с криком: — Привет, мелюзга!

Когда поток схлынул и шеренга встречающих распалась, я прошла в «шатер» взглянуть на Люциуса. Его нетрудно было выделить из толпы: он один был в черном фраке. В приглашениях специально оговаривалось, что мужчинам рекомендуется белый смокинг, а женщинам — что-нибудь экзотическое. Люциус был категорически против белого.

— Этот цвет хорош только на официантах и трупах, — заявил он.

Мой муж всегда поступал по-своему, и как раз это меня в нем восхищало. В отличие от меня он не прислушивался к мнению других.

Я нашла Люциуса восседающим в одном из десяти малых позолоченных кресел вокруг стола у танцевальной площадки. Он улыбался и без умолку болтал, не обделяя вниманием никого из друзей и знакомых, подходивших его поприветствовать. Мне удалось перехватить несколько неуклюжих комментариев насчет его недавнего пребывания у роковой черты.

— Чудесно снова видеть тебя в хорошей форме, дружище!

— Отлично выглядишь, старик!

— Теперь, когда ты снова с нами, дружок, придется мне дать прибавку своему тренеру по гольфу!

Фальшь, сплошная фальшь.

На самом деле Люциус выглядел хуже некуда — печальная пародия на прежнего крепыша. Я вышла замуж за престарелого, но спортивного мужчину, на редкость моложавого, более энергичного и бодрого, чем большинство его друзей. Сейчас это был хилый, изнуренный старик. Люциус сильно потерял в весе. Некогда элегантно облегавший его фрак теперь висел как на огородном пугале. Плечи, локти и колени выпирали под черной тканью. Впалые щеки, серая обвисшая кожа, потускневшие от пережитой боли и страха глаза, которые когда-то пленили меня своей яркой синевой. Однако нужно признать, что атака Великого Потрошителя не сломила Люциуса ни в каком ином смысле. Он выглядел как монарх — низложенный, но не побежденный.

— Где, черт возьми, тебя носило? — с ходу спросил он.

— Стояла в шеренге.

— Столько времени? Боже правый!

Как большинство богатых людей, Люциус хотел, чтобы жена постоянно носилась с ним, ублажала его и представляла собой нечто среднее между нянькой, секс-машиной и красивой вывеской. Это был каторжный труд. Не обращая внимания на раздраженный тон мужа, я чмокнула его в щеку.

— Ты превосходно держишься, дорогой. Кого успел повидать?

— Всех главных подозреваемых. Если честно, Джо, я бы с радостью поехал домой.

— Я тоже, но это невозможно.

Заметив в руке Люциуса начатый бокал шампанского, я изловчилась и выхватила его.

— Милый, не забывай, что говорят врачи.

А врачи говорили: никакого секса и алкоголя, по крайней мере первое время.

— Я побуду с тобой.

Я придвинула соседнее креслице и присела рядом: в моей шкале ценностей муж занимал наивысшую ступень. Стоило мне заняться им, как он оттаял и пошел на попятную:

— Нет-нет! Возвращайся к гостям. В конце концов, это все в твою честь, вот и наслаждайся жизнью.

По правде сказать, я не в восторге от больших приемов и предпочла бы провести время с Люциусом, но как виновница торжества и из чувства долга по отношению к хозяевам дома была обязана постоянно циркулировать среди гостей.

— «Помни, сын мой, и это тоже пройдет!» — процитировала я, многозначительно подмигнула мужу и, вновь закованная в броню светской любезности, затерялась в толпе.

Внутреннее убранство «шатра», а вернее, типичного для таких случаев парусинового тента, представляло собой море круглых ресторанных столиков, увенчанных массивными вазами, из которых свешивались цветы и ленты. Оркестр играл ненавязчивые мелодии времен сезонов и девиц на выданье. Танцевальная площадка (ее контуры ограничивались створками морских раковин) подсвечивалась снизу и по какому-то непостижимому капризу воображения выглядела в точности как парящий над землей, странно разукрашенный ковер-самолет. Это было единственное, что выбивалось из общего впечатления от вечеринки. Все вокруг было привычным, уютным, затерянным где-то во времени, теперь столь же отдаленном для нас, как и предшествовавшая ему эпоха орденов и гильдий.