Присцилла Хагон - Опасный круиз

По возвращении из круиза я ни разу больше не встречалась с Верритонами, хотя раз или два разговаривала с миссис Верритон по телефону. Мне кажется, лучше держаться от них подальше, хотя мне часто очень хочется повидать Кенди и Гила и узнать, как у них дела.

От дяди Рональда я знаю, что после смерти Эдварда Верритона и Грэма Хедли и поимки одного-двух других с этой бандой было покончено. За то, что я сделала на борту «Кариновы», я получила особую благодарность от правительства.

А вчера произошла странная вещь. Мы с Чарльзом сидели в Риджентс-парке, потому что у него остался еще один день от отпуска, и неожиданно на соседнюю скамейку налетела стайка маленьких девочек. Все они болтали и смеялись, и у всех были эти причудливые маленькие сумочки, какие носят учащиеся балетных студий. Им всем было примерно по одиннадцать-двенадцать лет. Я как раз думала, до чего очаровательно они выглядят в своих бирюзовых платьицах — очевидно, что-то вроде форменной одежды, когда сердце мое дрогнуло. Потому что я поняла, что одну девочку с очень темными волосами уже видела раньше.

— Чарльз, это не Кенди? — спросила я. — Кенди Верритон?

Чарльз посмотрел на них и кивнул.

— Так и есть. Как странно!

А потом девочка с растрепанными почти черными волосами взглянула в нашу сторону; она замолкла и стала пристально рассматривать нас. Через минуту она встала и робко подошла к нам. Ей никогда не быть хорошенькой, но у нее очень привлекательное лицо. Ее огромные глаза с тех пор еще потемнели.

— Кенди! — воскликнула я. — Ты не помнишь меня? Нас?

— Это… — она заколебалась, нахмурившись. А потом нерешительно: — Джоанна!

Через секунду она добавила:

— Из круиза. Того, последнего.

— Как твои дела, Кенди?

— Очень хорошо, благодарю вас, — заученно ответила она, как воспитанный ребенок, старающийся быть общительным.

— По-прежнему занимаешься балетом?

— О, да. Сейчас каникулы, но некоторые из нас участвуют в особом благотворительном концерте и у нас была репетиция.

— А Гил?

— У него все хорошо, спасибо. Он собирается поступить в пансион, когда ему исполнится тринадцать.

— Но пока ему всего десять, верно?

Она утвердительно кивнула.

— Да, но он много говорит о пансионе. Он только о нем и думает.

— А как ваша мама?

Она выглядела немного озадаченной, словно не могла толком вспомнить, почему это может быть мне так интересно.

— У нее все прекрасно. У нас… у нас новый папа.

— Правда? — сердце у меня снова вздрогнуло, когда я вспомнила их родного отца.

— Да, на прошлой неделе, — ее глаза неожиданно засверкали. — Мы знаем его уже очень давно, и он такой хороший. Мы с Гилом обожаем его. Мы хотим сменить фамилию, чтобы у нас была с ним одинаковая. Я буду Кенди Кейн. Правда хорошее имя для балерины?

— Великолепное! — согласилась я, растроганная и успокоенная. Мне так и не удалось полностью забыть ту страшную историю. Как я рада была узнать, что все в конце концов так счастливо закончилось.

— У нас теперь дом в Хемпстеде. Старый дом с чудесным садом. У меня прямо под окном растет яблоня. Я могу рвать яблоки прямо из окна, но они еще не созрели.

Тут ее позвала — одна из подруг, и она повернулась в ее сторону.

— Ну, до свидания, Джоанна. Было очень… очень приятно встретить вас. Она бегом вернулась к подругам и втиснулась на прежнее место.

— Ты так ничего и не забыла, верно? — тихо спросил Чарльз. — Теперь можно забыть. Потому что все хорошо.

— Да, слава богу, — согласилась я.

И это на самом деле был конец истории.