Энн Стюарт - Холодный как лед

Женевьева нацепила выработанную практикой профессиональную улыбку на накрашенные помадой от Шанель губы и вступила в прохладные пределы большого помещения, прекрасно меблированного в черно–белых тонах, повсюду с зеркалами, дававшими впечатление еще большего простора. Женевьева могла рассмотреть собственное отражение по меньшей мере в трех разных ракурсах. Свой внешний вид она уже проверила перед выходом из дома: молодая женщина, чуть больше тридцати, с аккуратно уложенными белокурыми волосами, в сером костюме, сидевшем идеально и скрадывавшим те пятнадцать фунтов (6,8 кг – Прим.пер.), которые, как она знала, «Рупер и др.» не одобряли. Женевьева лишний вес тоже не одобряла, но все диеты и упражнения в мире, казалось, не могли сдвинуть эти проклятые фунты с места.

– Мисс Спенсер?

После яркого блеска солнца на воде глаза ее не сразу привыкли к приглушенному освещению просторного помещения, и она не смогла рассмотреть ничего, кроме расплывчатого силуэта мужчины, шедшего к ней с другого конца комнаты. В голосе отчетливо слышался легкий британский акцент высших кругов, поэтому она знала, что обращается к ней не Гарри. Гарри Ван Дорн вышел из Техаса, у него и голос, и характер под стать этому штату.

Мужчина сделал ей навстречу еще шаг и оказался в фокусе.

– Я Питер Йенсен, личный помощник мистера Ван Дорна. Он скоро с вами встретится. Могу я пока что–либо вам предложить? Возможно, выпьете что–нибудь? Газету?

Ей давненько не приходило на ум слово «вкрадчивый», наверно, с тех пор, как ее заставляли читать Чарльза Диккенса, но это слово идеально подходило Питеру Йенсену. Он был до приторности вежлив и предпочитал держаться в тени, и даже британский акцент, этот хапуга, обычно загребавший себе все внимание, казался просто частью психологического портрета идеального личного помощника. Ничем не примечательное лицо, зачесанные назад очень темные волосы, очки в тонкой оправе. Встреть она Йенсена на улице, то лишний раз не взглянула бы. И едва посмотрела сейчас.

– Чай со льдом и «Нью–Йорк Таймс», если у вас есть, – попросила Женевьева, усевшись на обитую кожей скамеечку и ставя рядом портфель. Потом скрестила ноги и посмотрела на свои туфли. Они стоили каждого пенни, если принять во внимание, что они творили с ее длинными ногами. Женевьева подняла взгляд: Питер Йенсен смотрел на них тоже, хотя она подозревала, что смотрит он именно на туфли, а не на ее ноги. Он казался типом, которого не интересуют женские ножки, какими бы привлекательными они ни были, и она быстро попыталась спрятать ноги, подобрав под скамейку, чтобы не бросались в глаза.

– Всего лишь секунду, мисс Спенсер, – произнес он. – Располагайтесь поудобнее.

И исчез, безмолвный, как привидение, а Женевьева отбросила чувство неловкости. Она ощутила исходившее от безликого помощника Гарри Ван Дорна какое–то неодобрение – наверно, он бросил лишь один взгляд на ее туфли и понял, сколько она заплатила за них. Вообще–то, люди в положении Йенсена были впечатлительны; она ходила в один особенно элитный магазинчик на Парк–авеню к таким, и, казалось, весь обслуживающий персонал вертелся вокруг нее, зная, что если женщина готова выбросить такие деньги на туфли, то в равной степени не колеблясь потратит вопиющее количество монет в их дорогущем бутике.

И она тратила.

Женевьева облеклась в стальную броню, ожидая повторного появления Йенсена. Вместо того появился стюард с высоким стаканом ледяного чая «Ерл Грей» и свежим номером «Нью–Йорк Таймс». На подносе также лежала гладкая золотая ручка, и Женевьева взяла ее.

– Зачем это? – поинтересовалась она. Они что, считают ее недостаточно профессиональной, чтобы захватить собственную ручку?

– Мистер Йенсен подумал, что, возможно, вы захотите порешать кроссворд. Мистер Ван Дорн принимает душ и может задержаться.

Ну и как это бледное подобие мужчины угадало, что она увлекается кроссвордами? По ручке? Газета оказалась субботним выпуском с самым трудным из недельных кроссвордов: Женевьва не колебалась. По какой–то необъяснимой причине она почувствовала, словно Питер Йенсен бросил ей вызов, а она устала, нервничала и хотела оказаться где угодно, кроме этой огромной, претенциозной яхты. По крайней мере кроссворд отвлечет Женевьеву от моря, поймавшего ее в ловушку.

Она как раз заканчивала, когда открылись двери салона, и проем заполнила высокая фигура. Кроссворд этот был особо утомительный – под конец она проклинала Уилла Венга, Маргарет Фаррар и Уилла Шотца вместе взятых (известные авторы кроссвордов – Прим.пер.), в общем–то, спокойно забыв обо всем. Однако отложила газету и встала с безмятежным достоинством.

Каковому пришлось испариться, когда мужчина выступил вперед, и она поняла, что это все тот же Питер Йенсен. Он посмотрел на сложенную газету, и Женевьева точно знала, что его невыразительный взгляд сосредоточился на пустых клетках: одно слово она не смогла подобрать.

– Мистер Ван Дорн готов встретиться с вами, мисс Спенсер.

«Пора бы уже, черт возьми», – подумала она. Йенсен отступил в сторону, давая ей дорогу, и на мгновение Женевьеу поразило, какой он высокий. В ней было добрых метр восемьдесят на каблуках, а он оказался выше ее. Пространство салона как бы съежилось, и еще, казалось, Йенсен с трудом помещается здесь.

– «Головоломка», – тихо проговорил он, когда она проходила мимо.

– Простите? – растерявшись, переспросила она.

– Слово, которое вы не угадали. «Головоломка».

Ну конечно же. Она подавила инстинктивное раздражение: этот человек без видимой причины действовал ей на нервы. Ей не придется долго играть свою роль, напомнила она себе. Дай Гарри Ван Дорну подписать бумаги, пофлиртуй чуточку, если понадобится, и возвращайся в маленький аэропорт, посмотри, можно ли улететь пораньше на Коста–Рику.

Когда Женевьева ступила на палубу, ее ослепило яркое солнце. Больше не получалось притворяться, что она снова на острове, поскольку их окружала вся эта мерцавшая вода. Женевьева взглянула на огромное судно – все–таки не особняк, а океанский лайнер – и последовала за Питером Йенсеном, который четкой походкой прошел до середины корабля и остановился. Она прошла мимо Йенсена, выбросив из головы исполнительного помощника, поскольку уже попала под лучезарное сияние Гарри Ван Дорна, самого сексуального миллиардера в мире.

– Мисс Спенсер, – произнес тот, вставая с дивана: явный техасский акцент придавал его речи очарование. – Мне очень жаль, что заставил вас столько ждать! Вы проделали весь этот путь только ради меня, а я оставил вас, занявшись бумажными делами. У вас, наверно, остыл весь энтузиазм. Питер, почему ты не сказал мне, что здесь мисс Спенсер?