Энн Стюарт - Холодный как лед

Он вздрогнул: она впервые по–настоящему достала его. И утешила себя тем, что, по крайней мере, хоть что–то ей удалось.

– Ты в меня не влюбилась, – просто ответил Питер. – Для этого ты слишком умна. И знаешь разницу между великолепным сексом и настоящей любовью. Хотя, может, я и неправ – ты свой клитор днем с огнем не сыщешь.

Он снова нарывался, но смутить ее не удастся. Мисс Спенсер уже миновала эту стадию.

– Тогда почему ты считаешь, что я пойду на это?

– Потому что ты глупенькая сентиментальная женщина, которая думает, что может что–то изменить в этом мире. Вообще–то, по той же самой причине ты ошибаешься, думая, что могла бы в меня влюбиться – потому что эмоциональна и романтична и считаешь, что нужно любить, чтобы получился великолепный секс.

– По крайней мере, мы прошли стадию «ничего особенного», – холодно заметила она.

Питер сделал вид, что не заметил ее слов.

– Ты поступишь, как надо. Пусть даже это тебя убьет. Вот почему ты не воспользовалась указаниями, которые я оставил тебе тогда на острове, не пошла в бункер, а вернулась и, к сожалению, попыталась спасти шкуру Гарри Ван Дорна. И смотри, к чему это привело. Этот человек жаждет убить тебя, восстановить свою уязвленную гордость, поскольку мы сорвали все его планы.

– И ты пойдешь у него на поводу.

Утверждение, а не вопрос.

И этого не хватило, чтобы вывести Питера из себя.

– Нет. Вокруг будут люди, даже если ты их не увидишь. Кто–то снимет Гарри, он не успеет и на три метра к тебе приблизиться. А потом можешь жить долго и счастливо в своей распрекрасной квартире в Нью–Йорке.

– А ты не подумал, что Гарри это тоже предусмотрел? Что у него точно такие же снайперы?

Он не стал отпираться.

– Мы профессионалы. Мы делаем это ради жизни и знаем, против чего выступаем. Если бы я не считал, что у нас очень хорошие шансы выручить тебя, я бы не пообещал Комитету, что ты согласишься.

– Очень хорошие шансы, – повторила Женевьева. – Как трогательно. И когда все это должно произойти?

Питер пожал плечами. Она восприняла все, как он и ожидал, может, даже лучше. Не кричала, не стала умолять. Приняла как неизбежное. И в качестве бонуса сейчас ненавидела его за то, что ее предал.

– Завтра в какое–то время. Ван Дорн сам вышел на контакт, установил условия. Даст нам знать, когда и где это случится.

Женевьева словно уменьшилась, сидя на разобранной кровати в купленной им простой одежде. Стала меньше, более ранимой, и ему захотелось наорать на нее, чтобы она сказала «нет». Они не могли заставить ее пойти на это, не могли заставить ничего делать. И неважно, что он им пообещал, в конечном итоге последнее слово за ней, и Женевьева это знала. Ей только нужно отказаться.

– Хорошо, – сказала она. – При одном условии.

– Никаких условий. Или ты соглашаешься, или отказываешься.

Необескураженная, она продолжила:

– Ты сказал, что будет прикрытие?

– Целая команда агентов сосредоточится на том, чтобы ты осталась жива.

– Чудненько. Ну так вот: ты не участвуешь.

Питеру не следовало удивляться, однако он изумился.

– Почему?

– Потому что хочу, чтобы ты сейчас же вышел из комнаты и больше никогда не попадался мне на глаза.

Жесткий, как сталь, несгибаемый тон – такого Питер прежде от нее не слышал.

– Я бы с удовольствием, но не могу. Пока не появится поддержка. Гарри не прекратит тебя искать, сколько бы ни вынашивал свои планы, а я не оставлю тебя, пока не явится смена.

– Ты можешь посидеть под дверью и посторожить. Или вернуться в машину и вести оттуда наблюдение. Мне плевать, что ты сделаешь, – холодным отчужденным тоном заявила Женевьева. – Я просто не хочу тебя видеть.

– Могу устроить, – согласился он. – Если ты закроешься на замок.

Она кивнула, словно не доверяла своему голосу. Питер забрал остывший кофе и пошел к двери, но только открыл ее, как Женевьева остановила его, сказав:

– Только один вопрос. Ты знал об этом прошлой ночью? Или решил трахнуть меня, чтобы сделать более покладистой?

Он видел, что она начинает сдавать, и не мог этого допустить. Они не могли этого допустить. Ей нужно быть сильной и разгневанной, иначе она не выживет. И тогда Питер солгал.

– Да, – ответил он.

Она кивнула, а Питер закрыл за собой дверь, подождал, пока не щелкнул замок и задвижка. Сидеть под дверью у всех на виду – рискованно, но из машины отличный обзор. Никто под страхом смерти не приблизится к номеру.

Нужно выбросить стаканчик холодного кофе. Питер посмотрел на него: чертов стакан трясся в руке. Пришлось мгновенно остановить дрожь, снова облачиться в ледяную форму. И спуститься по ступенькам к машине.

Телевизор не был включен в розетку, и кто–то выдрал кабель с задней стенки. Женевьева как–то приладила его и была вознаграждена каналом с зернистой картинкой, на котором не было ничего, кроме рекламы. Она лежала на животе на кровати – кровати Питера. Потому что он заявил на ее ложе права, взял на нем Женевьеву, и она и близко не собиралась к нему подойти. Она лежала на смятых простынях и смотрела, как люди уговаривали ее попытать удачу в недвижимости, советовали, как отбелить зубы, как использовать бытовую технику на кухне, и все это казалось странным и непостижимым. Она могла избавиться от несуществующей угревой сыпи, омолодить на десять лет лицо, поучиться делать макияж, подстричь себе волосы, удалить волосы и сделать семейный альбом.

Только вот не подсказали, как жить, когда тебе вывернули и покромсали все нутро.

Если ей удастся выбраться живой, она создаст собственный рекламный канал, что–то вроде «Пятьдесят способов убить вашего любимого мужчину». Она начала уже придумывать кое–что, но с жестокостью, довлеющей над разумными мыслями, этому упражнению не хватало определенного удовольствия. Бросить любовника под поезд, скормить акулам – идеи хорошие, хотя, что касается оружия и взрывов, Женевьева бы предпочла держаться в стороне. С этим ей скоро и так придется столкнуться в достаточной мере.

Время от времени она проваливалась в сон, не потому что устала, просто не хотелось просыпаться. Может, это депрессия, мелькнула у нее мысль. Ведь люди не спят помногу, когда у них депрессия? Что ж, чертовых причин у нее – хоть отбавляй. Мужчина, которого она любит, посылает ее на смерть.

По крайней мере это Женевьева хорошо усвоила. Питер ошибался, когда говорил, что она слишком умна, чтобы влюбиться в него. Она глупая гусыня, потому что даже после того, как он предал ее, продолжала его любить. Ей хотелось его прикончить, но она не желала ему смерти. Женевьева хотела, чтобы он остался в стороне, в безопасности, и это была одна из причин, почему отсылала его прочь.

Другая же состояла в том, что чем дольше он оставался рядом, тем больше она рисковала разразиться слезами. А гордости у нее хоть отбавляй, чтоб такое допустить.