Нора Робертс - Посмертный портрет

– Была рада познакомиться с вами. – Ева крепко пожала руку Синеад. – Искренне рада. Если решите слетать в Нью-Йорк, мы пришлем за вами челнок.

Когда они шли к полю, на котором ждал вертолет, Рорк поцеловал Еву в висок.

– Ты поступила правильно.

– Она молодец.

– Да. – Рорк оглянулся на женщину, которая стояла в дверях и махала им рукой.

– Тебе нужно немного поспать, – сказал Рорк, когда они поднялись на борт челнока.

– Не приставай ко мне, приятель. Ты сам выглядишь так, словно на тебе неделю воду возили.

– Это потому, что за последние два дня я выпил больше ирландского виски, чем за предыдущие два года. Может, ляжем вместе?

Ева посмотрела на часы, задумалась и начала что-то считать в уме.

– Звонить в управление слишком рано. Я вернусь через два часа и почти ничего не потеряю во времени. Хорошо лететь с востока на запад!

– Зато потеряешь во сне. – Он нажал на кнопку, и широкий диван превратился в широкую кровать.

– Я слишком нервничаю, чтобы уснуть.

– Серьезно? – В его глазах загорелся прежний свет. – Что же поможет тебе расслабиться? Может быть, криббидж [11] Карточная игра. ?

Ева прищурилась:

– Криббидж? Это какое-то сексуальное извращение?

Рорк засмеялся, обнял ее и опрокинул на кровать.

– А почему бы и нет?

Его ласки были нежными, и ее тоже. Они наблюдали друг за другом, и Ева видела, что тени, пугавшие Рорка последние дни, исчезли, а глаза его снова стали синими и ясными.

«Любовь может рассеивать призраков и отгонять мертвых, – подумала она. – Хотя бы на время». Когда их пальцы сплелись, а губы соединились, Ева поняла, что это и есть жизнь.

Когда челнок приземлился в Нью-Йорке, Ева не просто расслабилась; ей казалось, что она проспала целые сутки. Впрочем, если женщина не расслаблялась, сыграв с Рорком в «криббидж», – значит, с ней было что-то не так.

Ева позволила Рорку сесть за руль машины, оставленной ею на его личной стоянке. Нужно было заехать домой, позвонить в управление, потормошить тамошних сонь и сообщить им, что она вернулась и приступила к исполнению своих обязанностей.

– Перед выходом на работу ты могла бы взять пару часов личного времени и поспать.

– Моя квота давно исчерпана. Но это неважно. Я прекрасно себя чувствую. – Ева посмотрела на мужа. – Мы прекрасно себя чувствуем.

Рорк, лавируя среди машин, спозаранку выехавших на улицу, сжал ее руку:

– Это точно. Я давно не ощущал себя таким бодрым. Мне тоже не терпится вернуться к работе.

– Хороший признак. Сейчас мы разбежимся в разные стороны. Ты ничего не хочешь мне сказать напоследок?

Рорк подумал о Грогине и о том, как близок был к тому, чтобы совершить преступление. Преступление, после которого между ним и Евой могла вырасти стена.

– Нет. Хотя постой, есть одна вещь. Оказалось, я на год моложе, чем думал.

– Серьезно? Вот тебе и раз! И что же, это страшно?

– Немножко.

– Ничего, привыкнешь. – Она посмотрела на часы. – Слушай, я высажу тебя у дома, а потом поеду прямо… Проклятие! – выругалась она, услышав сигнал вызывного устройства.

– СООБЩЕНИЕ ДЛЯ ЛЕЙТЕНАНТА ЕВЫ ДАЛЛАС.

– Даллас слушает.

– ИСТ-САЙДСКИЙ ЦЕНТР ЗДОРОВЬЯ, ВТОРОЙ ЯРУС ПОДЗЕМНОЙ АВТОСТОЯНКИ. ФАКТ УБИЙСТВА ПОДТВЕРДИЛ НАХОДЯЩИЙСЯ ТАМ КАПИТАН РАЙАН ФИНИ.

– Еду. – Ева дала отбой. – О черт, черт, черт! Я думала, у меня еще есть время… Рорк, мне придется высадить тебя.

– Я тебя отвезу. Позволь мне сделать это, – сказал он, не дав ей возразить. – Позволь сделать то, что я могу.

Завывали сирены, на крыше «Скорой» бешено вращался маячок. Так всегда бывает, когда кто-то попал в беду. Но Алисия Дилберт больше не нуждалась ни в сиренах, ни в маячках; ее беды закончились.

Место уже оцепили, и копы занимались своим делом. В воздухе стояло марево. Вентиляционные люки метро изрыгали горячий воздух, от которого становилось еще жарче. Предприимчивый разносчик, остановившийся на углу, бойко продавал кофе и сандвичи с яичницей копам и фельдшерам, хотя и те и другие наверняка знали, как это вредно. В воздухе висела вонь яичного эрзаца, шипевшего на гриле, запах мужского пота и больницы.

«Если не поднимется ветер и эта проклятая августовская жара продлится еще несколько дней, город утонет в собственном поту», – подумала Ева, выйдя из машины, и присела на корточки рядом с Фини, осматривавшим труп.

– До меня дошел слух, что ты вернулась, поэтому я не стал увозить тело. – Он кивнул Рорку, который остановился у края оцепления. – Вы быстро обернулись.

– Ага. У нас все в порядке. Вернее, у него. Черт побери, Фини! Черт побери… Мне следовало быть здесь.

– Это бы ничего не изменило. Сама знаешь, он бы не проскользнул мимо нас. Просто на этот раз не взял фургон. Никто к нему не приближался.

– Она мертва. Значит, как-то он мимо нас проскользнул. – Ева надела очки-микроскопы и изучила аккуратную дырочку в груди и еле заметные синяки на запястьях. – Он придерживается того же способа. Видишь, ей он тоже придавал позу. Когда Морс получит тело, он наверняка найдет и другие следы от проволоки.

– Да, и все-таки на этот раз он слегка нарушил порядок. – Лицо Фини оставалось бесстрастным, но в глазах полыхал гнев. Он полез в пакет с вещественными доказательствами и достал оттуда сложенную записку. – Она держала вот это. На конверте написано твое имя.

Ева развернула записку и прочитала:

«Лейтенант Даллас, вы ничего не понимаете! Как вам не стыдно? У вас узкий кругозор. А у меня широкий. Вы видите здесь только жертву, но вы ошибаетесь. У нее был дар, редкий дар, и небольшая жертва понадобилась, чтобы этот дар достался всем остальным.

Я знаю, вы считаете меня чудовищем. Найдутся люди, которые согласятся с вами и проклянут меня. Но громадное большинство увидит и, в конце концов, поймет красоту и силу искусства, которое я открыл.

Я делаю это не только для себя, но и для всего человечества.

Ее свет был и остался ослепительным. Надеюсь, в один прекрасный день вы это увидите.

Вы видите в происходящем только смерть. Но в один прекрасный день останется только жизнь. И свет.

Я почти достиг этого».

– Да, почти достиг, – пробормотала Ева и сунула записку в пакет. – Фини, у меня узкий кругозор, и, тем не менее, я вижу красивую чернокожую девушку примерно двадцати лет, в медицинском халате. Рост – примерно сто шестьдесят пять, вес – шестьдесят килограммов. Никаких следов насилия.

Она снова наклонилась и повернула руку девушки ладонью вверх.

– Небольшое круглое отверстие от шприца на правой ладони. «Привет, как я рад тебя видеть…» – что-нибудь подобное сказал этот ублюдок, пожал ей руку и ввел транквилизатор. На ней халат, так что она либо пришла на смену, либо уходила. Известно, кто она?