Виктор Форбэн - Тайна Жизни

— Бедняга убежден, что вы можете ему вернуть молодость, так же, как вернули его собаке. Я, конечно, стараюсь не поддерживать его надежд.

— Да, конечно!

Потом, внезапно сорвавшись и взволнованно шагая по комнате, он прошептал:

— Кто знает, кто знает! После моих ближайших опытов... Я теперь вижу гораздо яснее. Если выводы будут благоприятны...

— Профессор, — с жаром воскликнула она: — я горячо убеждена в том, что они будут благоприятны, и даже Мутэ, который склонен к скептицизму, заявляет, что ваша теория совершенно верна.

Зоммервиль вдруг успокоился.

— Мне нравится в Мутэ его критический дух. Я люблю и поддерживаю критику, если она справедлива. Кстати, окажите мне услугу. О, это не спешно. Дело вот в чем: ведь вы слышали наши споры с Мутэ, продолжавшиеся день и ночь, и, я уверен, что вы все поняли, не так ли?

— Я полагаю, что поняла.

— Не можете ли вы написать какую-нибудь сотню слов о настоящем состоянии моих работ?

Она сделала испуганный жест, рассмешивший его.

— О, это не для академии! Как можно менее научно. Вы сделаете маленький, ясный, удобопонятный доклад, а я займусь подробностями. Этой услуги я прошу от имени моего сына.

— Бедняжка! — вырвалось у нее.

Но она тут же поправилась:

— М-сье Анри хочет знать...

— Алинь, я предпочитаю ваше неподдельное выражение. Да, это бедное дитя достойно сожаления. Без матери — но это, может быть, для него и лучше, и, увы, без отца, который занимается своим сыном только урывками. Что делать? Судьба! — Он провел рукой по лбу, как бы отгоняя тяжелые воспоминания.

Тепло склонившись к нему, мягким голосом Алинь произнесла:

— Профессор, наука — ваше великое утешение.

— Да, правда, мое утешение и мой тиран. Итак, вы понимаете, чего я жду от вас и от вашего ясного ума? Анри в каждом письме просит, чтобы я рассказал ему о своих работах.

— Я могу сделать черновик, набросок... — сказала она неуверенно.

Он ударил кулаком по столу так, что подскочила чернильница и весело заявил:

— Мы это средактируем вместе. Это дело двадцати минут. А потом пойдем за Мутэ, в котором открылась душа рыболова. Я начинаю, дорогой друг.

— Это будет очень интересно, — согласилась она, избавившись от смущения и приготовилась писать.

Он зажег сигару, уселся в кресло и продиктовал:

— Изучение эндокринных желез — пишите лучше: желез внутренней секреции — находится еще в начальной стадии. Только в 1891 году Броун-Секар и д'Арсонваль опубликовали свои работы о вытяжках из этих желез и об их применении для подкожных впрыскиваний, как о терапевтическом методе. — Начало ясное?

— Анри знает, что такое внутренняя секреция?

— Гм... гм... Да, пожалуй, скобка не будет излишней. Напишем так: Если некоторые железы, как, например, слезные, выделяют свою секрецию наружу, то есть и другие, которые, выделяют ее непосредственно в кровь и этим изменяют ее химический состав. Перечислим главные железы внутренней секреции: щитовидная, помещенная возле гортани, и тимус у основания шеи; потом плексус...

— О! — воскликнула, улыбаясь, секретарша.

— Я вам говорил, что я ударяюсь в подробности. Ладно, напишите вместо «плексус» — «и тому подобное». — Функции этих органов далеко, не вполне еще исследованы, между тем, существуют доказательства, что они выделяют микроскопические тела, называемые энзомами или гормонами, химический состав которых неизвестен, но которые оказывают действие на другие органы, иногда расположенные на значительных расстояниях, и не прибегают для этого к помощи нервной системы. — Привести пример?

— Опыт Миронова, мне кажется, достаточно ясен.

— Великолепно. — В качестве примера приведем классический опыт Миронова. Известно, что у всех млекопитающих молочные железы начинают работать только через несколько дней после разрешения от родов, но, если предварительно перерезать нервы, ведущие к молочной железе козы, выделение молока произойдет в любое время и так же обильно, как у нормального животного. Другой пример, еще более показательный, предлагает нам случай с обезьяной Роза-Жозеф. Когда Роза сделалась матерью...

— Гм... — произнесла Алинь: — Анри еще слишком молод.

— Да, вы правы. Зачеркните.

— Эти микроскопические организмы, живущие собственной жизнью, играют роль возбудителей. Уже давно подозревали, что одна и та же железа производит несколько категорий этих организмов. Шарль Зоммервиль считает возможным доказать, что щитовидная железа производит не менее трех субстанций, из которых одна, которую он назвал ферментом «Жи», как видно, обладает способностью возбуждать к деятельности и омолаживать клетки во всех частях тела. — Но я не хочу слишком утвердительно высказываться об этом.

— Но нужно изложить результаты опытов над собаками и обезьянами; ведь, они очень показательны.

— Давайте, изложим. На чем вы остановились?

Непокорный локон на ее виске снова задел его. Она смотрела на него своим открытым вопросительным взглядом, и он заменял слова, которые просились на его язык, первыми попавшимися незначительными фразами.

— Дорогой друг, у вас тут локон, о котором я не могу сказать ничего плохого, потому что он принадлежит вам, но он смущает мой покой. Не будете ли вы так великодушны, и не заставите ли вы этот локон лечь на место, когда мы работаем с вами.

— Клянусь, я уберу его.

— Вы, конечно, вправе смеяться над моим легкомыслием. Волосы красивой особы касаются моего лица, и я сейчас же забываю то, что мне нужно сказать.

— Не закончить ли нам доклад? — напомнила она, не угадывая его волнения.

— Алинь, вы из тех женщин, которые требуют к себе уважения и даже преклонения. Таких женщин почитают и им завидуют. Завидуют их непроницаемости, которая составляет большую силу.

Она, наконец, поняла и слегка нахмурила брови.

— Я также, как и вы, профессор, полагаю, что обладаю этой силой, но она еще не подвергалась испытанию, и я не знаю реальна она или фиктивна.

Он долго глядел на нее, не отвечая, и, наконец, освободившись от наваждения, вернул себе спокойствие и даже хорошее расположение духа:

— Дайте мне руку, Алинь, и скажите, что не находите меня смешным. Я вдвое старше вас и чуть не сделал вам признания. Припишите приступ этого сантиментального безумия моему долгому одиночеству. Я ужасно зол на себя за то, что не умею состариться.

— Но, ведь, это тоже сила.

— Да... Но сила отрицательная, которая с молодостью имеет только одно общее — опасные иллюзии... — произнес он несколько грустно.

Она украдкой бросила на него сострадательный взгляд. Стук в дверь нарушил молчание. Жюльен Мутэ вошел, извиняясь.

— Я позволил себе притти сказать вам о прибытии миссионера; его лодка уже на виду.