Юлия Малахова - Русская жена арабского наемника

Конечно, после такого феноменального события в биографии Тарзана, он стал звездой номер один не только на своем островке. Мы постоянно встречались с его родственниками, друзьями детства, фотографировались на память. Отец Ваэля предложил мне навсегда переехать под именную (назвали в мою честь) пальму. После долгих колебаний я отказалась. Правда, теперь, глядя в окно на серые безликие дома и видя затылок коллеги, уткнувшегося в компьютер, очень скучаю по теплой Африке. А когда вижу рекламу «Баунти», рыдая, выключаю телевизор.

Летучка у Главного подходила к концу. Мое место было во втором ряду, сразу за моей ненавистной начальницей, сидящей аккурат напротив Главного. Эта мормышка умудрялась находиться в полном фаворе у шефа несмотря на то, что благодаря ее усилиям в предыдущей Конторе шефа буквально уничтожили. То есть вытряхнули из топ-десятки самых влиятелей Шефов Москвы, смели ураганом протеста, так как двухтысячная армия сотрудников отказалась подчиняться его первому заму — вот именно этой уникальной женщине. Став причиной грандиозной катастрофы карьеры, которую Главный строил тридцать лет (шел все эти годы только по восходящей!), эта змеина затем затаила свое жало и трудилась обычным сотрудником в маленьком Бюро, куда устроили ее благодаря авторитету мужа — шахматного гроссмейстера.

Когда наш Главный — чудесный мужик, но с подорванной психикой после столь памятной катастрофы из-за мадам Гадюкиной, уселся-таки в кресло Первого и Единственного, что он сделал? Вытащил животное из Бобруйска, из-под старой коряги и бросил в наш Уголок Наивного искусства. После этого она жалила так, что у баб случались выкидыши, а мужики уходили в запой. После нескольких минут общения с Гадюкиной, жизнь людей меняется раз и навсегда, причем, круто и всегда в худшую сторону. Так что, присылайте мне своих заклятых врагов — не выживут у нас и полдня! И вот сидим мы на этой нескончаемой летучке, и из-за перхоти и платья с люрексом (из-за него, кстати, одна отличная тетка к нам в отдел не пошла работать — вошла, увидела нашу Мадам и сразу вон, вон, подальше от столь утонченной особы!) — короче из-за Гадюкиной видно мне немного. Словно в неудачном паззле — лишь половинка Шефа. А он, как ни странно, на этот раз не впал в прострацию под пристальным гадюкиным взглядом, а все старался как маятник, качнуться сильнее и заглянуть в мои бессовестно голубые глаза. Скажет что-то и смотрит, как там я — жива ли? Собственно, я не очень встревожилась вниманием Высших сил. Честно говоря, витала в облаках. Первый день на работе после столь необычного отпуска был страшнее каторги декабристов — у тех хоть их любимые были рядом. А тут… Не нужен мне берег турецкий… И внимание шефа…. И даже премию Золотое перо Конторы… Хочу увидеть своего мальчика — сильного и нежного, наивного и лукавого, пахнущего теплым океаном и спелым манго. А еще неприлично красивого. Как в рекламе школоадок и экзотических шампуней.

Короче, сквозь пелену монтонного голоса нашего сотрудника с пятого этажа Михрюльника (ему бы «Спокойной ночи малыши!» вести, а не зачитывать перспективный план недели!) слышу, как Главный, несколько нервным голосм объявляет, что ждет от нас — его легиона избранных — в войне за звание лучшей Конторы Садового кольца. А задача неизменна уже много лет: всего-то надо умыть носы конкурентам и поработать на мировом уровне…

Зашумели стулья, все подошли к стойке с чаем и кофе. А меня зацепила взглядом Снежная Королева, личный и самый главный референт нашего Шефа. Дама эта работала еще в секретарите ЦК КПСС и умела проводить не только рекогносцировку, но и выуживала блестяще любую информацию из нас, дурачков. Всегда ласковая, она была многословна и говорила часто о каких-то нереальных вещах: об улетевшем в суровую зиму очень дорогом попугае, о замерзающих в канализациях у соседей по виллам в их деревеньке питонах и крокодильчиках…. Нельзя ее назвать сподвижницей Гринписа. Просто Снежная Королева точно уловила, какая тема больше всего наводит тоску на сослуживцев: зоологическая. И с ее помощью, когда плененный ледяным взором сотрудник уже изнывал от нетерпения, она наносила незаметный, как кинжал гаремного евнуха, удар, задавая абсолютно точный вопрос, который и был целью всей этой мутоты с питонами и попугаями. Если жертва на вопрос не отвечала, ему в подробностях рассказывали каким был умным Сильвестр (попугай, а не московский бандюга), как он обихаживал пластмассовую подружку в клетке, какие книжные полки предпочитал обсерать и т. д. В общем, издерганный пленник, поглядывая на старинные напольные часы «Мозер и К» в зале совещаний, начинал соображать: что же лучше — доложить Шефу о непроделанной за утро после летучки работе или выдать Королеве ту информацию, которую она пыталась собрать, отделяя как зерна от плевел, инфу от птичьих перьев и змеиной чешуи. Побеждала Королева. Всегда. Сотрудники Конторы почти не помнили старые советские времена и не могли составить серьезную конкуренцию помощнице Шефа в казуистике. Слава ЦК КПСС и их школе выживания!

Итак, она меня зацепила. Легонько так попридержала меня малиновой кожаной папочкой и пропела: «Дорогая, останься!»… У нас с Королевой были добрые отношения, так как я знала ее еще до того, как начала путь трудовой Славы в нашей Конторе. Поэтому мне позволялось то, что другим было не под силу — даже Мадам Гадюкиной: я говорила Снежной Королеве только то, что действительно думала и всегда с неподдельным интересом выслушивала истории про попугая и прочую живность. Причем, задавала наводящие вопросы и так сожалела о случившемся, что даме первой надоедал этот маскарад и Королева напрямую выкладывала, что же ей нужно. Но на этот раз она была как-то встревожена, что ли. Вернее, видно, что Королева сомневается в правильности своего поступка и хочет сказать (вот это да!) мне правду!

— Милая моя девонька! Ты знаешь, что все факсы вашего отдела складываются во второе отделение приемной. Но тут вот что происходит. На имя Главного из-за границы стали приходить какие-то факсы на английском, арабском и еврейском… Я решила показать их тебе…

— Да, но я не знаю еврейского, дорогая Королева.

— Зато есть предположение, что эти факсы предназначются не для Его Величества Шефа, а для тебя, моя девочка. Они — гм, — ну… в общем, несколько нерабочего смысла…

Я встрепенулась. Неужели одноклассники в кибуцу решили вспомнить про мой день рождения и написали что-то на иврите типа «Белла, не ломайся, не рассказывай мне майсы»… Интересно. Мы вошли в приемную, из гигантских окон которой на нас с укором смотрел розовеющий в понедельничьем утре Кремль, просыпающийся после удушающей тягомотины выходных. Возле стены с факсами стояли лотки и полки с папочками. Снежная Королева взяла розовенькую — такую я еще не видела — и протянула мне первый листок. На нем красовалось огромное сердце и после названия моей конторы, накарябанном, словно подвыпившим эльфом, впервые взявшимся за человеческий алфавит, читалось следующее на арабском и английском: