Юлия Шилова - Венец безбрачия, или Я не могу понять свою судьбу

Мне не очень понравились откровения Олега, что его клиентка недвусмысленно намекала на интимные отношения. Но — что было, то было. Да и Олег — роскошный мужчина, удивительно, что клиентка разглядела его только после неприятного происшествия.

— Соблазн большой, — признался Олег. — Но я прекрасно понимал: человек с таким прошлым и без перспектив на будущее войдёт в её жизнь только лишь любовником, но никогда не станет главой семьи. Хотя против лёгкого романа я не возражал. Но все приятные мысли улетучились, когда на следующее утро меня пригласили для дачи показаний в городское УВД и обвинили в неправомерном использовании огнестрельного оружия. Я понял, что вляпался в уголовное дело, и пока процесс не пошёл, Марат посоветовал уехать из Москвы на год. Легко сказать… Я не хотел терять год жизни на бега. Дело ведь может и не улечься, и мне воткнут дурацкую статью о превышении обороны. Нужно было что-то решать. На моё счастье и на несчастье нашей многострадальной страны шли боевые действия в Чечне. Я принял решение стать контрактником и уехать служить на Северный Кавказ. Этим я убивал сразу несколько зайцев. Если вернусь живым, получу удостоверение участника боевых действий, которое может оказаться полезным. Да и деньги не лишние. И ещё один очень важный для меня фактор. Согласись, защищать Родину — это более достойное занятие, чем прятаться год по съёмным квартирам и общаться с малознакомыми людьми. Вот так я и попал на войну…

Чем дольше я слушала Олега, тем больше понимала, как сильно меня к нему тянет, хотя мы из разных социальных слоёв. Он показался мне благородным человеком, и я заинтересовалась его миром, который был мне совершенно неведом. Я подумала, что именно этого человека ждала всю свою жизнь…

— Ты знаешь, Ира, прошло много лет, но мне почти каждую ночь снится один и тот же сон. Врачи говорят, травматический психоз.

— Расскажи. — Мне было интересно всё, что касалось Олега.

— Вначале полная тишина. Затем где-то далеко, по нарастающей, раздаётся звук: еле слышный, то и дело заглушаемый стуком падающих камней, шорохами и ночными птичьими криками. Затем шум нарастает и превращается в ровный гул. Словно где-то далеко зазвучали и приблизились играющие разные мелодии оркестра. А потом из ущелья появляются боевые вертолёты. Их трудно сосчитать. Они вдруг начинают резко снижаться, чёрная окраска бортов призвана поглощать днём солнечный свет, но она делает цвет зловещим. С ближней сопки по вертолётам начинают вести пулемётный огонь. Я вместе с товарищами из группы разведки забиваюсь глубоко в расщелину между скал — пытаемся спрятаться от страшного приближающегося боя. Мне хочется открыть автоматный огонь по вертолётам, спасая себя и ребят. Но хотя сознание парализовано страхом, я понимаю: этого делать нельзя. Это свои вертолёты. Но также знаю: стрелок, не задумываясь, нажмёт на гашетку пулемёта, если заметит хоть какое-то движение в скалах. На войне мысли имеют свойство приобретать страшную силу. Словно откликаясь на мою догадку, один вертолёт заходит на боевой разворот и открывает ураганный огонь. Десятки пуль рвут моё тело на куски, рядом стонут и корчатся раненые бойцы. Я из последних сил пытаюсь перекричать рёв вертолётных двигателей: «Здесь свои! Свои!» В ответ e i ратная музыка впивающихся в моё тело пуль.

— Война… Это так страшно…

— Ирина, ты знаешь, о чём думают люди на войне? На войне вообще не надо думать. На войне нужно выживать. Я прошу тебя, не расспрашивай об этом периоде моей жизни. Я не хочу вспоминать о нём. Рассказывать о всех этих ужасах — значит вызвать у тебя непонимание о поступках людей, для которых слова «честь» и «Родина» не пустой звук. Враки наших газет, будто мы воевали за деньги, — абсолютная чушь. Родину невозможно защищать за деньги. Родину можно просто защищать. И потом, мои награды не покупные. Они — всего лишь скромная память о тех непростых временах.

— Тебе приходилось убивать?

— Конечно, и неоднократно.

— Расскажи.

Олег поведал мне шокирующую историю, как он охранял владельца крупного издательства. Он как обычно довёл клиента до квартиры и стал спускаться по лестнице. Лампочка в подъезде почему-то не горела. Проживал издатель на верхнем этаже сталинского дома, и Олег обычно спускался по лестнице, не пользуясь лифтом. По охранной схеме всё правильно. В это время на лестнице второго этажа курил молодой мужчина. Когда Олег осматривал подъезд перед тем, как туда вошёл его клиент, мужчин было двое. То ли водка у них закончилась, то ли сигареты, но судя по всему, один из них куда-то убежал, вероятно, в ближайший магазин. Оставшийся парень, видимо, решил разыграть товарища. Благо всё необходимое было у него под рукой — игрушечный пистолет лежал в кармане. Он выключил свет в подъезде, затем вернулся на место, достал игрушку и, притаившись, стал поджидать дружбана. Но в эту роковую ночь в подъезде оказался Олег. Шутник услышал шаги и, не разобравшись, что человек не поднимается, а спускается, закричал: «Стой! Раздевайся! Стреляю!» Шагая вниз по лестнице в полной темноте, Олег услышал крик и среагировал на подсознательном уровне — выстрелил. Вспышка ослепила его. Услышав звук падающего тела, он бегом спустился на лестничную площадку и обнаружил убитого шутника с пластмассовой игрушкой в руке.

— Я не бог весть какой стрелок, — вздохнул Олег, — да и в нашей работе это не главное, хотя тренировки по огневой тактике в охранном предприятии, куда я устроился, вернувшись из Чечни, проводят настоящие профессионалы. Но с двух метров промахнуться не мог и попал мужику в грудь, убив наповал. Потом было следствие. Я почти пол года находился под серьёзной статьёй, но адвокат поработал на славу и сумел доказать, что хотя нападение было ненастоящим, я не мог этого знать и действовал в рамках необходимой обороны.

— Олег, у тебя такая опасная работа…

— А хочешь ещё одну историю?

— Хочу.

— Бизнесмен Сергеев любил гулять ночью по парку недалеко от дома. Я не понимал смысла этих ночных прогулок, но спрашивать не решался. Он запрещал находиться рядом, и я отпускал его шагов на десять вперёд. Водитель сидел в автомобиле у входа в парк и был постоянно на связи. Был обычный холодный январский вечер, валил снег, в двух шагах ничего не было видно. Неожиданно из этого снежного тумана навстречу нам шагнул человек и начал стрелять в Сергеева. Я успел оттолкнуть хозяина в сторону. После чего в перекате выхватил оружие и открыл ответный огонь. Преступник был ранен в ноги, упал, начал кататься по снегу и кричать. Кровь била фонтаном. Я понял, что пули, скорее всего, перебили артерии. Воспользовавшись этим, я волоком потащил Сергеева к машине — тот находился в шоке и сам идти не мог. Я обливался потом, страшно ныли руки и спина. Ситуация осложнялась тем, что я ожидал повторного нападения. В скрюченном состоянии я превратился в так называемый «бутерброд», когда одна меткая пуля, выпущенная с близкого расстояния, способна пробить двух или трёх человек. У меня была рация, я постоянно вызывал водителя, но тот услышал меня лишь после десятка вызывов. Или метель ухудшила качество связи, или, скорее всего, он просто спал в тёплой машине. Погрузив хозяина в авто, мы рванули в его городской офис, по дороге связавшись по телефону с сотрудниками МВД. Мне и в этот раз повезло — вытащили адвокаты.